Александр Сухов - Меж мирами скользящий

Еще через десяток минут я, заметно посвежевший, причесанный и переодетый во все новое, захлопнул дверь номера, не забыв положить ключ в карман брюк, рядом с кошельком, туго набитым местной валютой.

Жаркий летний полдень. Поросшее буйным разнотравьем поле, посреди которого возвышается раскидистый дуб. У самого подножия дерева сидят три абсолютно непохожих друг на друга существа: человек — светловолосый и голубоглазый мальчик лет десяти, облаченный в одни лишь шорты цвета беж, чешуйчатый хвостатый монстр — представитель расы разумных ящеров — демлаев, судя по зеленому цвету чешуи, также далеко еще не взрослая особь, и совсем еще молодой эгейл — полуптица-получеловек.

Шагах в пяти от этой экзотической троицы стоит седовласый старик в темно-синей робе мага, с белой как снег бородой, огромным крючковатым носом и глубоко посаженными серыми глазами, от которых, казалось, ничего не может укрыться. Пожилой мужчина вещает громким хорошо поставленным голосом, привыкшим отдавать команды, а троица ему внемлет, разинув рты, будто боясь пропустить не только каждое слово своего учителя, но и всякий его жест, казалось бы, не относящийся к теме лекции:

— Магия — это вам не сапожное или кузнечное мастерство, этому искусству невозможно обучиться, не имея внутри искры божьей. Впрочем, без таланта у вас нет шанса стать хорошим сапожником, кузнецом или каким другим мастером. Однако, не имея склонности к тому или иному ремеслу, вы можете худо-бедно тачать сапоги или ковать подковы и гвозди. С магией все намного сложнее. Сила либо дается нам от рождения, либо нет, но не каждый потенциальный чародей имеет возможность стать чародеем реальным или хотя бы воспользоваться частичкой своего таланта. Щедро одаренный природой индивид, как это ни печально, может прозябать весь свой век, выращивая зерно или подковывая лошадей, и не догадываться о своем магическом даре. Для того чтобы талант подобного свойства проявился и засверкал всеми своими гранями, рядом с его носителем должен постоянно находиться опытный учитель. Фигурально выражаясь: магически одаренное существо изначально представляет собой глыбу мрамора, и только мастер, оценив эту глыбу своим острым взглядом, может с уверенностью сказать, что на самом деле получится из этого куска мертвого камня. Он берет в руки свои инструменты и терпеливо, без излишней суеты начинает отсекать все лишнее, наносное. В результате на свет появляется величайшее творение скульптора, при виде которого всякое разумное существо восторженно воскликнет: «Оставь надежду!..» — Старец запнулся, интенсивно почесал голову, затем, проворчав себе под нос: — Впрочем, это, кажется, из Данте, — продолжил: — Итак, оно воскликнет, как воскликнул когда-то одураченный Мефистофелем Фауст: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Лектор стрельнул своими колючими, цепкими глазами в сторону слушателей, пытаясь подловить кого-нибудь из учеников на непочтительности к собственной персоне, но, не усмотрев в их действиях ничего предосудительного, немного успокоился. В большей степени он опасался насмешек со стороны мальчика-человека, которого он когда-то обнаружил в одном из медвежьих углов бесконечного Межмирья и выкупил за сущий бесценок у его родного отца. Этой своей находкой старый мастер гордился более всего и при всякой встрече с коллегами-чародеями не упускал возможности похвастаться удачным приобретением и тем, как это приобретение, будучи еще несмышленым младенцем, освободило Ведьмин лес от древней магии Чокнутых Колдунов. «Этот вьюнош, — любил говаривать гордый за своего ученика маг, — еще всем нам покажет, почем пучок петрушки в базарный день, — и добавлял, слегка насупив брови: — Ежели, конечно, не свернет себе шею раньше времени по причине своей феноменальной шустрости и врожденной безалаберности».

И вправду, причин опасаться за жизнь своего воспитанника у старика было более чем достаточно. Мальчишка обладал просто патологическим чутьем на опасность. И если кому-то другому это чутье помогает избежать неприятностей, этот так и норовил сунуть нос именно туда, куда его менее всего следовало совать. Однажды он забрался в алхимическую лабораторию своего Учителя. Запугал едва ли не до смерти големов-сервов. Облил кислотой бесценную инкунабулу, за которую чародей отвалил бывшему ее владельцу целое состояние. Разгерметизировав автоклав, угробил нарождающегося гомункулуса, над которым его создатель трясся, как над собственным чадом. Кроме того, побил кучу дорогущей посуды, изготовленной из магически модифицированных стекла и фарфора. Короче, всего не перечислишь. Когда старик вошел в лабораторию, его едва не прихватил кондратий. Пришлось с горя тяпнуть пару рюмок «аква виты» — девяностопроцентного этилового спирта, изготавливаемого особенным способом из перезрелых ягод хуш, растущих исключительно в экваториальных топях измерения Занга…

Убедившись в том, что взгляды слушателей направлены на него, мастер-маг продолжил лекцию:

— Вам, ребята, повезло дважды: во-первых, от рождения, можно сказать, на дармовщинку вы получили исключительные способности к магии, и, во-вторых, вас вовремя заприметил ваш Учитель. Вот ты, Мал, — он пальцем указал на мальчика, — не забери я тебя из твоего родного дома, наверняка, как самый младшенький и слабый, оказался бы во время зимней голодухи в котле для варки похлебки и был бы за милую душу съеден своими же братьями и сестрами. А ты, Эг, — мастер посмотрел на эгейла, — пас бы горных козлов в своем Эйгелейне, а по вечерам лихо отплясывал на куче спрессованного гуано в родном гнездовище. И тебя, Дем, — Учитель перевел взгляд на чешуйчатого демлая, — судьба ожидала не самая завидная. Твой папашка пятнадцать лет назад был обвинен во всех мыслимых государственных изменах и побит каменьями теми, чьи права он так самоотверженно отстаивал. Поэтому тебе, как сыну махрового преступника, в лучшем случае, позволили бы всю твою оставшуюся жизнь махать кайлом, а в худшем… впрочем, ты и сам все прекрасно понимаешь…

Если Учитель рассчитывал на то, что его ученики тут же в порыве благодарности кинутся к нему и начнут лобызать ручки, он глубоко заблуждался. Вместо этого за его спиной материализовалось нечто, весьма похожее на старого мага, и тут же принялось корчить уморительные рожи и показывать язык сидящим у подножия дерева студиозусам.

Первым не выдержал получеловек-полуптица. Эгейл нахохлился, затем нервно задергался и, наконец, громко заклекотал. Такое поведение являлось аналогом безудержного хохота у людей.

Вскоре к нему подключился представитель расы обычно уравновешенных демлаев. Чешуйчатый начал издавать громкие шипящие звуки, схватил когтистыми лапами себя за горло и принялся неистово орудовать языком, хлеща им по своей зеленой морде.