Далин Андреевич - Слуги Зла

– Он бы не остался, – сказал Мелкий, шмыгнув носом. – Я ему сам яму выкопаю. Он должен не в камне, а в земле лежать. Он был такой настоящий… Он меня прикрыл, Клык.

– А этого маленького парня, который был с тобой, Клык, тоже убили? – спросил Нетопырь, подходя.

– Он был герой, Нетопырь, – сказал Клык, прихватив клыками верхнюю губу. – Его звали Хорек. Он умер за Теплые Камни, а ты его назвал недомерком.

Нетопырь отвел взгляд.

– Мои бойцы найдут его тело, – сказал он виновато. – И мы оставим его череп в Последнем Приюте.

– Надеешься, что он тебя простит? – горько усмехнулся Клык. – Да он и при жизни-то на тебя зла не держал. Его тень будет защищать твой клан, Нетопырь. У тебя большие потери?

– Четырнадцать плюс раненые, – сказал Нетопырь. – Могло быть больше, знаешь, гораздо больше.

– Могло, – согласился Клык. – Повезло.

– Ага, – Нетопырь снова принялся выдирать мох, теперь из перил моста. – Повезло, что вы пришли вовремя. Так что…

– Оставим все эти политесы на потом, – сказал Клык. – Надо убрать трупы.

И пока швыряли в пропасть тела людей, а своих закапывали в землю на склоне, пока собирали оружие и зализывали раны, пока закладывали под мост взрывчатку – эльф сидел у скальной стены, положив связанные руки на колени, не пытался бежать, а пристально наблюдал со странной миной. Выражение оскорбленного величия исчезло, смененное напряженным болезненным вниманием. Скользнув по неподвижной фигуре эльфа беглым взглядом, Клык подумал, что это существо, возможно, несколько умнее, чем кажется с первого взгляда. Поэтому и не стал возражать, когда Паук поднял эльфа за шиворот и подтолкнул вперед, чтобы вместе с ним спуститься под гору…

Самым сильным чувством, которое никак не оставляло Инглориона с того самого момента, как он принял помощь орка, было удивление, чувство для эльфа странное и неприятное в высшей степени. Всю свою прежнюю жизнь – о, весьма долгую жизнь! – Инглорион считал, что не умеет или почти не умеет удивляться. Ведь мир гармоничен, а гармония – предсказуема. Непредсказуемость, как известно – признак хаоса, дурной признак, в конечном счете – зло. Инглорион всегда был совершенно уверен в собственной готовности ко всему, и вдруг эта спокойная правильность расплылась, как отражение в воде, потекла и пропала.

Всем давно ведомо, что хаос – худшее из сущего. Хаоса – вокруг ли, в мыслях ли, в душе ли – быть не должно. Но в этой битве и после нее все пошло настолько неправильно, что не хватало сил создать из этого дурного смятения хоть условное подобие порядка.

Итак, мир гармоничен, а гармония предсказуема. Этой гармонии, как был доселе уверен Инглорион, не нарушить никаким темным чарам, даже если их создатели тщатся, как только могут. Поражение союзников его веры не пошатнуло. Проигранная битва – это скверно, но, увы, не всякую битву можно выиграть. Ничего не изменила бы даже собственная смерть… к сожалению и Вечные смертны, вернее, их жизнь можно оборвать вмешательством грубой и злой силы. Вися над пропастью, Инглорион успел хорошо осознать грядущую смерть и ощутить печаль по жизни, которая его покидает – но он понимал, что, в сущности, можно было предвидеть и это.

А вот протянутую лапу орка предвидеть было уже куда тяжелее. В этой лапе, вернее, в том, как ее протянули, можно было усмотреть нечто совершенно противоестественное.

Инглорион не питал иллюзий. Разумеется, враг может прийти к тебе на помощь и сохранить твою жизнь, чтобы потом убить более изощренно. Возможно, он надеется что-то выяснить. Возможно, хотя и маловероятно, собирается использовать тебя, как заложника. В любом случае, участь пленного – ужасна. Но Инглорион решил, что у живого бойца больше шансов на победу, чем у мертвого. Пленный может бежать, мертвецу бежать неоткуда. Из-за Западных Морей доселе никто не возвращался.

Впрочем, главным из побудивших его прикоснуться к протянутой лапе проклятой твари мотивов был не страх перед смертью, а любопытство и, пожалуй, беспокойство за будущее Пущи. Бояться Инглорион вообще не умел; душа эльфа устроена особым образом, страху в нее нет доступа. Что может испугать рыцаря королевы Маб, в сущности, готового умереть за свою государыню и прекрасный мир Пущи в любой момент? Незримая броня возвышенной любви и эльфийской гордости хранила от унижения страха надежно, как нерушимая крепостная стена – а вот любопытство каким-то образом эту стену преодолело. Никто и никогда не говорил, что орки берут пленных, берут в плен эльфов, да еще таким образом. Инглорион вознамерился разоблачить все подспудные козни рабов Зла, даже если перспектива легкой смерти превратится в угрозу свирепых пыток; впрочем, сумевшему проникнуть в грязные замыслы врага и при этом уцелеть, и отвращение, и положение, балансирующее на грани унизительного, окупятся сторицей.

Инглорион морально подготовился терпеть дикую боль – но жертвы не понадобилось. Гогочущая, хрюкающая, урчащая банда тварей вокруг была настроена, скорее, весело, если это слово вообще можно отнести к созданиям Предвечного Мрака, чем злобно. Протянувший лапу, крупный монстр, заляпанный запекшейся кровью, воняющий хищным зверем, с кривыми клыками, на палец торчащими из пасти, вообще не причинил Инглориону боли. Плетеная веревка, которой он связал эльфу запястья, выглядела не средством сдерживания, а обозначением этого средства. Инглорион мог бы порвать эту веревочку, как нитку – и вряд ли орк был так глуп, что этого не понимал. Слишком уж это напоминало примитивное выражение доброй воли – вот отсюда и начинался хаос.

Когда твари тормошили и тискали его, Инглорион стерпел их отвратительные прикосновения без тошноты, отвлекшись странной мыслью: почему-то они не пытаются по-настоящему применить силу. Даже когда лохматый орк с мордой, исцарапанной в драке в кровь, кинулся его душить – не пришло ощущения настоящей опасности. Остальные удержали визжащего задиру; зачем-то эльф был им нужен не только живым, но и сравнительно целым.

Инглорион понимал, что наблюдать за тварями не стоит, что мерзкие повадки порождений Мрака только добавят тоски в душу, и без того раненую поражением союзников в битве – но он всегда был неистребимо любопытен. Безусловно, любопытство – недостаток, ведь на свете есть немало вещей, в подробности которых лучше не вдаваться, но это сомнительное чувство оказалось настолько сильным, что эльф отвел взгляд от прекрасных небес и горных вершин, залитых солнцем, чтобы увидеть отвратительные повадки победителей.