Далин Андреевич - Слуги Зла

– Слагать стихи – это работа, Паук.

– Тяжелее, чем драка насмерть?

Дэни, исчерпав аргументы, двинул Паука в бок. Тот ухмыльнулся, почесал за ухом – и сделал молниеносный выпад. Дэни осознал, что прижат спиной к пожухлой траве и мху раньше, чем успел среагировать, и дернулся, довольно безнадежно попытавшись освободиться.

– Человек! – фыркнул Паук и отпустил его руки. – Трепотни много, а толку мало… а если серьезно, ничего ты еще не взрослый. Я не знаю, как получилось, что тебе все еще семнадцать лет… ну пусть даже двадцать, это мало меняет – но ты не вырос за эти годы. У тебя мускулы, как у детеныша.

– Паук, видишь ли, – сказал Дэни уязвленно, – я только что был болен. Я участвовал в стольких битвах, я умею сражаться, а ты…

Паук рассмеялся.

– Похоже, твоя прежняя сила – это тоже эльфийская чара, – сказал он. – Не расстраивайся, наверное, подрастешь еще. Все-таки вот шерсть на морде…

– Гад ты, Паук, – огрызнулся Дэни – и не выдержав, тоже усмехнулся. – С тобой не поспоришь. У тебя слишком тяжелые… доказательства.

– Угу, – сказал Паук и стал смотреть в небо.

Из обычного человеческого самодовольства я начинаю эти записки воспоминаниями о том знаменательном дне, когда мне удалось навалять Задире по первое число.

Он так мне надоел своими постоянными мелкими цеплялками относительно человеческих боевых возможностей, что в конце концов я вызвал его на официальный поединок при огромном скоплении веселящейся публики. Нас вооружили деревянными мечами, выстроганными лично Хромым Псом для обучения подрастающего поколения – а происходило это эпохальное действо в Круглом зале, где обычно собирались для тренировок дети и подростки.

Хочется написать, что я сделал Задиру одной левой, но ради жизненной правды сознаюсь: в ходе боя устал, как собака, а впоследствии оказалось, что синяков у меня многовато. Самый роскошный синяк мой юный друг соорудил не мечом, а рукой, разместив на моей потерявшей эльфийскую изысканность физиономии – на левой стороне челюсти. Так что саркастически хохотать было довольно-таки больно.

Грустно признав, что Задира сильнее меня физически, радостно отмечаю, что мой боевой опыт и быстрота реакции это несколько компенсируют. Я его обезоружил и приставил клинок к горлу; по местным правилам это означает "убит" и считается чистой победой.

Когда я подал ему руку, помогая подняться, он сказал:

– Круто, Эльф. Но это у тебя рука как-то в невозможную сторону поворачивается. К такому привыкнуть надо. Я, знаешь, редко рубился с людьми, которые действительно что-то могут.

Я ответил, почти польщенный:

– Мы можем рубиться хоть каждый день, если хочешь. Привыкнешь. Ты – очень интересный противник, Задира. Совсем не простой.

Задира ухмыльнулся. Я трепанул его по плечу, выражая самое дружеское расположение.

Наши приятели, любовавшиеся поединком, изъявили свое восхищение победителем визгом, пинками и хихиканьем и стали потихоньку расходиться. Мои будущие спутники пронаблюдали за нашим боем с профессиональным интересом. Клык одобрительно ухмылялся, Паук очередной раз двинул меня по спине в виде признания заслуг; Ястреб щурился и морщился, но кивнул. Шпилька великодушно подошла понюхать меня в щеку, но лизнуть, конечно, побрезговала.

– Ты неплохой парень, Эльф, – сказала она, лукаво поглядывая на Задиру. – Иногда прямо жаль, что у тебя рожа такая страшная.

Комар тут же заверещал:

– Шпильке Эльф нравится! – и был укушен уязвленным Задирой за ухо.

Пока они выясняли отношения, ко мне обратился Паук.

– Ну чего, – сказал он совершенно удовлетворенно. – Ты, вроде, пришел в норму, Эльф. Все считают, что можно отправляться. Не передумал?

– Давно я передумал, Паук, – я едва удержался от живописного вздоха типа "скорбящий Перворожденный". – Не хочу я идти, совсем не хочу. Но точно знаю, что нужно – мне самому нужно и вам нужно.

– Наверху погода очень хорошая, – сказал Паук. – Дороги подсохли, тепло. Перерыв в войне закончен, по-моему. Вот-вот люди сюда снова притащатся. Хорошо бы до лета успеть.

– Как скажешь, – сказал я. – Хочешь, пойдем уже завтра. Ястреб по-прежнему рвется в бой?

– Нас четверо будет, – объявил Паук. – Как обговаривали. Мы с Ястребом, Задира и Шпилька. Нормальная команда, как думаешь?

– Зачем идти такой толпой?

Паук ухмыльнулся, толкнул меня плечом:

– Тебя охранять. Не пинайся, я серьезно. Смысл в том, что ты должен дойти, так? Если ты не дойдешь, то мы в лес вообще не попадем. И еще – ты должен дойти не один, а то на месте с глузду двинешься. Вот тебе и резон: из четверых бойцов хоть кто-то уцелеет, чтобы проводить тебя до места, помочь выбраться и потом довести до дома.

Мне стало очень неуютно.

– Паук, – сказал я через силу, – мне кажется, что мы все – смертники.

Его ухмылка только раздвинулась пошире.

– Угу, – ответил он. – А что, привыкать нам, что ли? – и так врезал мне между лопаток, что я сделал шаг вперед.

Я, увлеченный мрачными мыслями, даже не заметил, как вся моя замечательная компания потихоньку собралась вокруг. Задира ткнул меня кулаком и обнадежил:

– Да брось, где наша не пропадала!

Шпилька согласно кивнула; Ястреб смерил меня прицеливающимся взглядом и сказал:

– Это может быть всем диверсиям диверсия.

– Знаешь, Ястреб, – сказал я, – прости, но я предпочел бы тебе Пырея. Ты – отличный боец, но слишком эмоциональный. Твои личные чувства могут помешать делу. Ведь наша цель – не диверсия, а разведка.

– Я могу держать себя в руках, – сказал Ястреб, сморщив нос. – Я все помню. Я только хотел сказать, что просто убью ее, если получится. Убью ее. Разве это может повредить?

– Видишь, Паук? – сказал я. – Несет его.

– Пырей не хочет идти, – сказала Шпилька. – Он не хочет Крысу одну оставлять. А Паук с Клыком считают, что мы с Задирой молоды еще. По мне, так и троих бы хватило.

Паук толкнул Ястреба в бок:

– Прости, Эльф прав. И команду ему выбирать – у него свой резон.

– Зря ты так, Паук, – сказал Ястреб с горечью. – Твои дружки – дети сравнительно.

– Они младше, но они наемники, а ты в клане жил, – сказал Паук тоном решающего аргумента. – Ты отличный боец, но в клане от тебя больше пользы будет.

Ястреб пожал плечами и ушел. Мне было жаль обижать его недоверием, но я слишком хорошо представлял суть нашего будущего путешествия: последняя война сожгла Ястребу нервы, а темпераментная ненависть – неудачный спутник, совсем неудачный.