Золотая свирель

Головой вперед.

Каменистая земля перекатывает меня в ладонях, утыкает носом во что-то мягкое.

Каланда? Под веками полно пепла и пыли, сквозь слезы маячит светлое пятно. Шарю руками, щупаю. Что-то мокрое... что это? Шея, плечи, мягкая ткань рубахи...

- Ты... Ты!

Рывок за волосы.

- Где? Куда ты ее дела? Где?

- Ама Райна?

- Говори! Говори!

Она хлещет меня по щекам. Удары выбивают пыль и слезы из глаз. Лицо Райнары искажено, скачущая тень делает его безобразным. В двух шагах за ее спиной горит костер.

- Дрянь! Иха де пута! ГДЕ МОЯ КАЛАНДА?

Я смотрю на тело под моими руками. Это не Каланда. Это Стел. В белой распоясанной рубахе, босой. Весь в ожогах, лопнувших пузырях, в лохмотьях почерневшей отслоившейся кожи, с разинутым ртом и белыми глазами.

Мертвый.

Рубаха его в пыли и пятнах сукровицы, но не тронута огнем. Волосы целы. А кожа сожжена.

От него жутко пахнет парным мясом.

Я озираюсь, ищу глазами - моя королева должна быть здесь. Я только что вытолкнула ее из костра. Она должна быть здесь.

Ее нет.

- Что ты сделала? - Райнара, вцепившись в волосы, задирает мне голову. - Отвечай!

- Тварь... - лепечу я. - Не пускала Каланду... Каланда... Я хотела ее спасти...

- Дура! - Ама Райна отвешивает мне пощечину. - Сучка, подлое семя, никуда не годная мелкая тля! Убить мало! Раздавить мало!

Райнара лупит меня, наотмашь, неумело, небольно. Я загораживаюсь руками. Ярость Райнары уходит впустую, и мне жаль. Случилось непоправимое, боль могла бы меня занять. Но Райнара не умеет бить, хоть очень старается. Она сама это понимает.

Остановилась, тяжело дыша.

- Что ты сделала, дрянь! Вмешалась в обряд, все... изгадила. Где теперь моя девочка?

- Я не знаю!

- Ке коньо! Она не знает. Кто знает? Где ее искать?

- Тварь... утащила...

- Это была не тварь! - Райнара, прижав к груди руки, смотрит на мертвого Стела. - Утащила... Утащила! Моя девочка мертва. Ты погубила ее. Ты. - Колдунья переводит страшный взгляд на меня. - Погубила ее.

- Ты говорила - они не хотят крови, эти ваши гении! Ты говорила, им нужна любовь! Ты говорила...

- Дура. Стел отдал свою душу, чтобы она стала гением для Каланды. Великая жертва, истинная любовь, такая любовь, какой ты даже представить не можешь! А твоя жалкая душонка пригодится только черту, когда он за ней придет. И это будет очень скоро.

Душа? Та крылатая тварь - душа Стела? Душа человеческая становится гением? И если прервать обряд, душа улетает туда, куда отлетают все освободившиеся от плоти души... и уносит с собой...

Я вскочила. Пометалась вокруг костра, схватила какую-то палку, потыкала в огонь. Бросила палку. Обежала костер.

- Где?

- Что - "где"? - гаркнула Райнара.

- Где тело? Если Стел утащил Каландину душу, должно остаться тело!

Тела не было. Мы с Райнарой уставились друг на друга.

- Она не мертва. Я найду ее, - сказала я.

- Нет. Я найду ее, - сказала Ама Райна. - А ты... с паршивой овцы хоть шерсти клок. Бери Стела за ноги. Его надо сжечь. Он так хотел.

Вдвоем мы затащили мертвеца на костер. Закидали ветками. Пламя взревело, поднялось до самого неба, расстилая по пыльной земле рыжие пологи света. Огонь пожирал великую любовь и великую жертву.

Без остатка.

В лицо летел жирный пепел. Я обошла костер по ветру, чтобы не нюхать ароматов. Но все равно пахло. Все равно.

Когда пламя опало, Райнара заставила меня таскать камни, благо их в округе оказалось немало, и заваливать огонь и полусгоревшие кости. Я натаскала их очень много, кострище превратилось в могильный курган, а найльский обелиск торчал над ним безымянной могильной плитой.

- Я найду Каланду, - пообещала я мертвому Стелу.

- Нет, - Райнара оказалась рядом. - Я найду ее. А ты ответишь за все, что натворила.

Она развернула меня лицом к себе. Посмотрела в глаза: зрачки ее расширились и в каждом дрожало по раскаленной точке. Райнара медленно погрозила мне пальцем - такой нелепый жест, словно я провинившийся ребенок - и вдруг больно ткнула прямо в лоб, между бровей.

- Забудь, Леста Омела. Забудь о волшебстве, забудь о книге, забудь обо мне. Ты никогда не слышала о гениях, эхисерос и обряде. Ты просто игрушка королевы, брошеная и обиженная игрушка.

Забудь. Иди домой.

Иди.

Домой.

...И я пошла домой. )

Проснулась как от пинка. Ощущение падения обрывается короткой судорогой - подо мной земля, трава, влажная от росы. Запахи вламываются в ноздри - огромным комом, спутанным клубком, не умещающимся в груди. Запахи вывернуты и окрашены небывало - синие, зеленые, крапчатые, скользкие, лохматые, живые, мертвые, бегущие, летящие, неподвижные. Звуки плетут многослойную сеть без конца и края, и я в центре этой сети как паук в паутине.

Глаза... В черное небо карабкается солнце - тоже черное и блестящее как смола. Земля - прах и тлен, курганы сырого пепла, кости из кремня, паленое без доступа воздуха мясо, серая плесень, седой мех. Я вижу их насквозь - и полумертвую плоть земли, и клочковатую ее шкуру, и то и другое шевелится от паразитов. Стеклянисто поблескивают те, чья кровь холодна, их больше всего. Алые искры тепла разбросаны гораздо реже, но именно они привлекают взгляд. Маленькие бездымные очажки. Их хочется... проглотить.

Эрайн!

В ответ меня стискивает ледяной кулак. Двойной морской узел, удавьи петли, сокрушающее объятье дракона.

Я глохну и превращаюсь в слякоть.

Малыш молчит и правильно делает.

Я тоже молчу.

Прозевала врага - не вякай. Жди, пока он заснет. Сперва натешившись вдоволь.

"Безмозглая тварь, злоба и голод. Он только силу понимает". Малыш был прав. Сейчас это ясно как никогда. Попробуйте уговорить скалу не падать, когда ей вздумалось упасть.

Теперь скала упала, не раздавив меня только чудом. Или я оказалась слишком мелкой, чтобы меня давить? Скала расплещет человека в лужицу, но муравей может спастись.

Буду муравьем.

А дракон бежит по лесу. Он не слишком голоден, дракон. Вернее, он голоден, он всегда голоден, но может быть гораздо голоднее. Я гляжу его глазами - мир перевернут и изменен, узнаваем и неузнаваем, и слишком похож на продолжение сна. Как странно. Восприятие Эрайна отличается от моего, но восприятие дракона еще более чуждо.

Гррр! - холодный взгляд рептилии оборачивается ко мне, и я снова превращаюсь в кочку на ровном месте: даже имя Малыша сейчас произносить нельзя. Тварь раздражается. Тварь не желает его терпеть. Ненависть.

Холера, как Малыш с этим живет?

Он волшебник, ни чета мне. Ему хватает сил удерживать падающую скалу. Но когда скала все-таки падает, у парня вышибает дух. Он сейчас не просто молчит - он в беспамятстве. А я - муравей. И силенок моих хватает только подглядывать за драконом из крохотной муравьиной щелки. Была бы я посильнее - осталось бы от меня мокрое место.