Майкл Муркок - Чуждое тепло

– «Бромли» звучит очень романтично, – сказал Джерек. – Я понимаю причину вашей грусти.

– Романтично? Бромли?… – она умолкла, съежившись на бархатном сидении локомотива, нарочито разглядывая проплывающий внизу ландшафт.

– И все-таки я очень хотела бы вернуться домой, мистер Карнелиан.

– Боюсь, что это невозможно, – ответил он.

– По техническим причинам? – она никогда прежде не настаивала на подробностях, Джерек всегда умудрялся внушить ей впечатление, что это, скорее, «совершенно невозможно», чем просто «очень трудно» – передвигаться в обратном направлении во Времени.

– Да, – сказал он. – По техническим причинам.

– А мы не можем нанести визит тому ученому, про которого вы говорили? Браннарт Морфейл, кажется? И порасспросить его как следует?

Джерек не хотел потерять ее. Он прирос к ней «душой и телом», или, по крайней мере, он думал так, не будучи уверен, что означает «душой и телом». Он покачал головой, подчеркивая сказанное. К тому же налицо были все признаки более теплого отношения к нему. Вполне возможно, что она скоро станет его возлюбленной, поэтому Джерек не желал, чтобы она отвлекалась на посторонние вещи.

– Это бессмысленно, – сказал он. – Особенно потому, что вы, насколько я могу судить, прибыли сюда не в машине времени. Я никогда не слыхал о подобном раньше. Я считал, что всегда требуется машина времени. Ах, если бы узнать, кто ваш похититель! Этот человек, конечно, был не из моего времени?

– Я припоминаю, что он был в капюшоне.

– Неужели?

– Все его тело было скрыто плащом. Может быть, это даже был не мужчина. Этим человеком могла быть женщина. Или зверь с какой-нибудь планеты, подобный тем, что содержатся в ваших питомниках.

– Все это очень странно. Может быть, – мечтательно протянул Джерек, – это был посланец Судьбы, соединивший сквозь столетия Двух Бессмертных Влюбленных, – он наклонился к ней и взял за руку. – Наконец мы вместе…

Она отдернула руку.

– Мистер Карнелиан! Я думала, мы согласились прекратить подобную чепуху!

Он вздохнул:

– Я могу скрывать свои чувства, миссис Амелия Андервуд, но я не могу изгнать их. Они во мне и днем, и ночью.

Она одарила его мягкой улыбкой.

– Я уверена, это только слепое увлечение, мистер Карнелиан. Я должна признать, что нахожу вас довольно привлекательным, в общем смысле, конечно, но не забывайте – я замужем за мистером Андервудом.

– Но мистер Андервуд находится за миллионы лет отсюда.

– Это не имеет значения.

– Нет, имеет. Мистер Андервуд мертв, вы вдова, – он успел подробно расспросить ее об этих обычаях. – А вдова может снова выйти замуж! – находчиво добавил он.

– Я только условно вдова, мистер Карнелиан, вы это хорошо знаете, – она строго смотрела на него, пока он мрачно топтался на подножке и чуть не выпал из локомотива от возбуждения. – Мой долг всегда помнить о возможности найти средство вернуться в собственный век.

– Эффект Морфейла, – сказал он. – Вы не сможете остаться в прошлом, посетив хоть раз будущее. Во всяком случае, надолго. Я не знаю, почему. Не знает и Морфейл. Примиритесь с тем, миссис Амелия Андервуд, что вам придется провести здесь вечность. Поэтому проведите ее со мной!

– Мистер Карнелиан, ни слова больше!

Он пригорюнился, стоя на дальнем конце подножки.

– Я согласилась коротать время в вашем обществе потому, что считала своим долгом просветить вас в какой-то мере в вопросах морали. И я продолжу эти попытки. Тем не менее, если через какое-то время я удостоверюсь, что вы безнадежны, я махну на вас рукой и откажусь встречаться с вами. Неважно, буду я вашей пленницей или нет.

Джерек вздохнул.

– Хорошо, миссис Амелия Андервуд. Но месяц назад вы обещали объяснить, что такое добродетель, и как я могу постичь ее. И до сих пор не сделали этого.

– Вы заблуждаетесь, я все объяснила, – ответила она. Ее спина стала чуть прямее. – Но если вы настаиваете…

И она рассказывала ему историю сэра Персифаля, пока золотой, украшенный драгоценными камнями локомотив пыхтел в небе, оставляя позади величественные облака серебристо-голубого дыма.

И так шло время, пока миссис Амелия Андервуд и Джерек Карнелиан глубоко не привязались друг к другу – так, словно они были женаты (Джерек, с его чрезвычайными способностями к адаптации, не придавал этой условности значения), к тому же они были равны. Даже миссис Амелия Андервуд вынуждена была признать некоторые преимущества такой ситуации.

У нее не было никаких обязанностей, кроме воспитания Джерека и ведения домашнего хозяйства. И ей не нужно было сдерживаться, когда хотелось сделать остроумное замечание, ведь Джерек не требовал того внимания и уважения, которые были необходимы мистеру Андервуду в их бытность в Бромли. И миссис Амелия Андервуд в этом несносном декадентском веке впервые ощутила, что такое свобода. Свобода от страха, от обязанностей, от неприятных эмоций. А Джерек был любезным и проявлял огромное желание доставить ей удовольствие, искренне ценя ее характер и красоту. Ей иногда хотелось, чтобы все было по-другому, чтобы она и в самом деле была вдовой. Или незамужней девицей в своем собственном времени, где она и Джерек могли бы обвенчаться в настоящей церкви с настоящим священником. Когда появлялись такие мысли, она решительно гнала их от себя. Ее долгом было помнить, что однажды она может вернуться на Коллинз-Стрит, 23, Бромли, причем желательно весной 1896 года, 4 апреля в три часа утра (именно тогда, когда ее похитили), дабы никто не смог узнать, что произошло. Она хорошо понимала, что никто не поверит правде, и что догадки будут гораздо более обыденными, не сулящими ничего хорошего, нежели та действительность, в которой она находилась. Оттого момент ее возращения выглядел не слишком многообещающим. Но как бы то ни было – долг есть долг.

Порой она затруднялась вспомнить, в чем состоял ее долг в том мире или в этом… этом загнившем рае. Действительно, трудно цепляться за все моральные идеалы, когда все говорило об отсутствии сатаны, ибо здесь не существовало войн, болезней, печалей (разве только по заказу) и даже самой смерти. И все же сатана должен был присутствовать и здесь. Конечно, вспомнила она, он обитает в сексуальном поведении этих людей. Но каким-то образом оно уже не шокировало ее так сильно, как раньше, хотя именно это было доказательством морального падения. Но все-таки эти люди были не хуже тех невинных дикарей, дикарей острова Паутау в Южных морях, где она провела два года, помогая отцу после смерти матери. Эти дикари тоже проживали дни, не ведая о грехе.

Миссис Амелия Андервуд, будучи рассудительной женщиной, иногда спрашивала себя, правильно ли она делает, обучая Джерека Карнелиана смыслу добродетели.