Рихтер - Хроники Торинода: вор, принц и воин

Над миром начиналась ночь. Догорал на западе багровый закат, и в последних лучах уходившего солнца стены замка Нарит казались сделанными сплошь из дорогого красного камня, привозимого для королевских покоев из далекой южной страны. На доли мгновений мир словно переселялся в сказку…но лишь на очень короткий, почти неуловимый миг.

Элиа любил закаты. Он долго стоял на холме у реки и провожал уходящее светило. Потом он развернулся и направился к конюшне. Теперь, когда день закончился, можно было пробраться на конюшню, не опасаясь ни отца, ни танских слуг. Отец Элиа, старший конюший замка тана Ольга, почему-то никогда не допускал сына к лошадям, хотя Элиа не больно-то его и слушался. Но если уж он поймал Элиа в конюшне, тот знал – беды не миновать.

На конюшне было тепло и сыровато. Вкусно пахло скошенной травой и соломой. Холеные хозяйские кони тихо пофыркивали в своих стойлах. Элиа шел к Дону. Дон был его любимцем: крупный конь, но не грубый, густогривый, гордый и горячий. В скупом лунном свете, проникающем через пробелы в соломенной крыше, Дон казался серебристым, но на самом деле он отливал глубоким черным цветом. Причем не тем синеватым оттенком, как у многих лошадей, а с потаенными золотистыми искорками, присущими лишь его породе. Вообще-то, Дона побаивались: он не подпускал к себе людей, но Элиа он как-то сразу признал и полюбил. Наверное, полагал Элиа, за то, что он ничего не ждал взамен – ни покорности, ни любви. Наоборот, конь нравился ему именно своим свободолюбивым характером.

Дон деликатно, не торопясь, взял с его ладони краюху хлеба и благодарно потерся мордой о плечо. Элиа приходил почти каждый вечер и всегда приносил любимцу какое-нибудь лакомство, тайком взятое на кухне у матери: или мягкого хлеба, или кусочек сахара.

– Элиа!- позвал густой мужской голос,- Элиа, ты здесь?

Отец, грустно вздохнул Элиа и затаился за деревянной подпоркой. Рослый широкоплечий мужчина зашел в конюшню, осмотрелся, но ничего не нашел.

– Ох, и попадет ему от меня,- сказал он в пустоту и вышел.

– Ох, и попадет ему от меня, – поддразнил Элиа, возвращаясь к Дону,- И чего он всегда за мной следит! Ненавижу!

Дон понимающе смотрел умными карими глазами. Тут бы Элиа уйти, но он задержался, прощаясь с Доном, и поплатился за свою медлительность. Кто-то сильный схватил его за ухо и потянул от стойла с Доном.

– Элиа!- возмущенно сказал отец,- Я же запретил тебе сюда ходить!

Было больно, но Элиа ничего не сказал. Если он и считал себя виноватым, то только в том, что не успел вовремя смыться. Отец вывел его из конюшни. Уже стемнело, и на небе появились крупные августовские звезды и полная красноватая луна.

– Ты уже взрослый, ты должен понимать,- сказал он,- Я запрещаю тебе появляться здесь, чтобы у тебя не было неприятностей.

Взгляд у Элиа был тоскливый. Это он-то взрослый, в свои только что исполнившиеся двенадцать? И плевать ему на неприятности, ведь Дон – единственный, которому он по-настоящему, взаправду нужен. Но он молчал. А зачем что-то говорить, когда и так все ясно, как божий день? Элиа наполовину ждал, что сейчас они придут домой и отец все-таки хорошенько его проучит за нарушение запрета, хотя он никогда не поднимал руки ни на одного из четырех детей. Просто переставал замечать провинившегося. Но отец начал разговор, не доходя до дома.

– Мама беспокоилась,- сказал он,- Где ты был целый день?

– В лесу, вместе с Рином,- хмуро ответил Элиа,- А что, тоже нельзя?

– Можно,- неожиданно легко согласился отец. И вдруг непривычно мягко спросил,- Думаешь, я ничего не понимаю, да?

Элиа промолчал. Он не умел так объяснять свои мысли, чтобы его поняли другие. А может, и умел, но побаивался, что его засмеют, и поэтому чаще молчал. А насчет того, что отец все понимает – это вряд ли. Понимал его только один человек в замке – его друг Рин, но и тот всегда подсмеивался над ним.

Набравшись смелости, он все-таки задал отцу давно мучающий его вопрос:

– Ну почему, а? Почему мне нельзя в конюшню, даже если Дон больше никого не признает? И вообще, почему одни бедные, а другие богатые?

Отец удивленно на него посмотрел, немного подумал и ответил:

– Так уж устроено, Элиа. Сам поймешь, когда вырастешь.

– Я хочу сейчас,- сказал Элиа и резко прибавил шагу, почти побежал. Несмотря на это, домой они с отцом зашли одновременно.

Маленький домик, принадлежащий старшему конюшему, стоял на небольшом возвышении, и всем было видно, что сделан он был умело, с любовью. Причудливые деревянные наличники и ставни смастерили старшие братья Элиа – близнецы Дэни и Ник. Им этой зимой должно было исполнится по шестнадцать, и они были учениками плотника. В доме было три комнаты и большая кухня, в которой по вечерам собиралась вся семья. Так было и сегодня.

Мама, засучив рукава, домывала посуду в большой деревянной лохани, и свирепо поглядывала на близнецов, затеявших очередную проделку и шумно спорящих. Маленькая Лин, на четыре года младше Элиа, шила очередной наряд куколке, которую отец купил ей год назад на ярмарке. До Элиа сразу донесся веселый шум их разговоров.

Разговоры смолкли, как только они с отцом вошли. Мама переключила внимание на младшего сына.

– Где ты опять бегал целый день, а? Кто должен был воды принести с родника? Да что же это такое…- сказала она, постепенно накаляясь,- Видно так и не будет от тебя толку! Знает только как на улице бегать, да ворон считать!

Элиа стоял, внимательно изучая дощатый пол. Мама ругалась будь здоров. Она и близнецов гоняла, хоть они и были выше ее ростом чуть ли не на голову, с ним уж точно не будет церемониться. Сейчас главное было дать ей выговориться, и ничего не говорить. От возражений толка не было: это Элиа знал наверняка.

– Да на лошадей он бегал любоваться,- почти добродушно сказал отец,- на Дона своего ненаглядного.

Ник выразительно покрутил пальцем у виска: вот, чокнутый. Дали же боги братца! Дэни хмыкнул; ему было приятно, что и любимчику родителей Элиа тоже иногда попадает. Сами близнецы примерным поведением никогда не отличались, но тщательно продумывали все свои проделки и почти никогда не попадались. А Элиа хоть и старался со всеми ладить, с ним постоянно происходили истории вроде сегодняшней. Он уже давно отчаялся понять почему.

– На конюшне?- ахнула мать,- Ну сколько можно? Мы же запретили! Ну что, пороть тебя, что ли?

Тут Элиа не выдержал. Он резко развернулся и опрометью бросился в свою комнату. Плакать на глазах у всех – еще чего не хватало. У него тоже есть гордость.

Когда в комнату зашли родители, он лежал лицом к стене. Мать держала в руке свечку.