Макс Фрай - Ключ из желтого металла

– Рисует, – одобрительно сказал Лев.

О да. Мирра уже успела расписать причудливыми узорами одну из стен гостиной и теперь вдохновенно трудилась над второй, попутно сообщая миру лихо срифмованные новости о нелегкой судьбе дядьки Амвросия. Карл сидел в кресле и внимал ее речам, десница покоилась на загривке прильнувшего к его ногам черного пса. Судя по блаженному и одновременно заинтересованному выражению лица, Карл был чрезвычайно доволен происходящим, что, безусловно, лишний раз доказывает: мой отец – ангел, сверженный на землю за избыток совершенства, чтобы не служил живым упреком менее продвинутым коллегам.

– То есть в итоге вы подружились, – сказал Карл, обернувшись к нам. – Я почему-то так и думал, что этим кончится. Рад вас видеть, пан Болеслев.

– А меня? – возмутился я.

– Чувства, которые я испытываю при виде тебя, находятся по ту сторону слов. Поэтому даже не знаю, что тут можно сказать.

– Ловко выкрутился, – признал я.

– Я правильно понимаю, что у тебя в кулаке…?

– Ты все правильно понимаешь. Но твой ключ – вот он, – и я достал сверток из кармана куртки.

– Это который семнадцатого века? – спросил Карл, торопливо разворачивая упаковку.

– Это который пятнадцатого. Поздней копии вообще не существует, потому что… В общем, ее нет и никогда не было. Все это время я гулял с оригиналом в кармане. Так получилось.

– Очень хорошо, – невозмутимо кивнул Карл. – Если ты так говоришь, значит… Да, безусловно, это пятнадцатый век. Я уже вижу. Странно, что пан Шнипс…

– Иржи был вынужден дать неверное экспертное заключение. Если хотите, я могу подробно все рассказать, – предложил Лев.

– Ну, если вас это не затруднит, буду очень рад выслушать объяснения. – Карл лучезарно улыбнулся, не отрывая глаз от ключа.

В их обмен любезностями решительно вторглась Мирра:

– Ходит барин с голым задом по некошеным лугам! И грозит чудесной штукой в небеса своим врагам. Там вселенско чудотворство, в нем велико бытие. Токмо вздесь кругом масонство, одолело жидовье!

– На этой оптимистической ноте предлагаю вам перевести дух, – ласково сказал ей Карл. – Тем более Рената уже приближается. Слышите ее тяжелую поступь?

– С каких это пор у меня тяжелая поступь? – возмутилась Рената, водружая на стол блюдо с туманным от ароматного пара пирогом.

– С тех пор как я назначил тебя временно исполняющей обязанности персонификации неотвратимого рока, – торжественно объявил Карл. Он сегодня явно был в ударе.

И тут загремел колокол, исполняющий в нашем доме обязанность дверного звонка.

– Это, подозреваю, еще один гость, – вздохнул я. – И даже догадываюсь, кто именно.

И отправился вниз, чувствуя себя профессором Мориарти, на чьи именины явился Шерлок Холмс. С одной стороны, сам пирогом заманил, а с другой, в пропасть его швырнуть хочется – мочи нет. Я все еще сердился на Митю – очень трудно вот так сразу возлюбить ближнего, который выставил тебя идиотом. Сколько ни тверди себе, что сам свалял дурака, а объединенный хор внутренних голосов будет гнуть свое: «Вот именно поэтому!» – поди тут возрази.

Я открыл дверь и застыл как вкопанный. На пороге стояла дама, облаченная в цветную многослойную юбку, пышную, как у участницы танцевального ансамбля. Плечи ее были элегантно укутаны в шерстяное одеяло, на голове красовалась шляпа-котелок – самая знаменитая деталь традиционного костюма боливийских крестьянок.

– Я хочу яблочного пирога, – визгливым фальцетом сказала моя прекрасная гостья. И уже нормальным человеческим голосом спросила: – Я помилован? Настоящая чола, [44]как ты заказывал.

– Что с тобой делать, – вздохнул я. – Заходи. Но в самолете тебя вроде не было.

– Это ее, – Митя выразительно постучал указательным пальцем по котелку, – не было. А я был, сидел как раз впереди вас, заодно, как ты понимаешь, узнал много интересного. Чуть не рехнулся, слушая, что вы несете. Спасался надеждой, что вы меня узнали и теперь нарочно всякой ахинеей изводите. Но потом пришел в себя, переоделся в туалете, пока народ багаж получал, и отправился по указанному тобой адресу, в надежде, что название улицы ты написал правильно, все же такими вещами, как яблочный пирог, не шутят. Таксист, который меня сюда вез, был совершенно счастлив. Хоть и опасался, что я не смогу расплатиться.

– Его легко понять, – согласился я, галантно пропуская боливийскую даму вперед.

Митино появление в гостиной произвело настоящий фурор.

– Считайте, это что-то вроде Интерпола, – сказал я Карлу и Ренате. – Должен же был кто-то меня преследовать, для остроты сюжета. Ну вот, каков объект, таков и преследователь…

Они были совершенно удовлетворены этим объяснением. Мите выдали тарелку, отрезали кусок пирога, налили чаю.

Я взял свою чашку и присел на подоконник. Поймал себя на том, что оглядываю присутствующих с гордостью, как свои охотничьи трофеи. Пожалуй, еще никогда у нас не собиралась столь прекрасная компания. Митя в одеяле и котелке, безусловно, стал главным украшением вечера, но и бледный, облаченный в черные одежды Лев, и перепачканная краской Мирра с радужными волосами, и белокурая бестия Карл с черным пуделем, умостившим башку и передние лапы на его колени, и Рената с ее цыганскими серьгами и небрежно связанным на затылке узлом седых волос – все были хороши. И им было хорошо вместе за столом, и мне – от их присутствия. И выражение лица у моего отражения в оконном стекле сейчас было в точности как у гитаристки Филомены Моретти, которая, как совсем недавно уверял меня Карл, знает о счастье гораздо больше, чем весь остальной род человеческий, – выходит, и я теперь тоже знаю.

Сейчас, сказал я себе. Вот прямо сейчас, пока тебе кажется, что ты наконец-то знаешь … Давай.

Я бесшумно поставил чашку на подоконник и, стараясь не привлекать к себе внимание, вышел из гостиной. На цыпочках спустился по лестнице, зашел в кухню, а оттуда – в подвал. Протянул руку, чтобы повернуть выключатель, но это не понадобилось, в подвале и без того было светло как днем, что, впрочем, не помешало мне тут же наткнуться на велосипед, а потом споткнуться об Ренатин плетеный короб с пустыми банками – мой ключ хотел оказаться в замке, а дверь хотела открыться, и эти двое вынудили меня переть напролом, не глядя под ноги, только вперед. Поразительно, как я мог думать, что в последний момент испугаюсь? Не может быть страшно человеку, который делает то, для чего родился, страх – верный спутник неприкаянных; думаю, тому же Карлу вообще никогда в жизни не было по-настоящему страшно, и я теперь понимаю почему.

Я не оборачивался – пожалуй, и не смог бы, даже если бы захотел, – но когда вставлял ключ в замок, совершенно точно знал, что пестрая компания, которую я оставил в гостиной, теперь в полном составе стоит на пороге и, затаив дыхание, глядит на меня. Вот и молодцы, подумал я, хорошо, что пришли, хорошо, что вы рядом, это очень правильно, потому что… Неважно почему. Главное, что всё – так.