Ирина Баздырева - Увидеть Мензоберранзан и умереть

— Ты все знаешь? — спросил он.

Вифелла кивнула.

— Ты дашь нам уйти, — скорее приказывая, чем спрашивая, произнес он.

Вновь кивнув, Вифелла продолжала оставаться настороже, крепко удерживая Нику.

— Иди сюда, — велел Нике Дорган, протягивая к ней руку, не двигаясь с места.

Ника почувствовала слабое движение эльфийки и догадалась, что она вооружилась магической палочкой. Так два эльфа стояли, примеряясь друг к другу, и единственным препятствием между ними был человек. Наконец, Вифелла нехотя отпустила Нику, и она пошатываясь, шагнула к Доргану, отчетливо ощущая между Вифеллой и оружейником такое напряжение, что одно неверное движение — и произойдет непоправимое.

— Как бы ни сложилось дальше, я все равно благодарна тебе, Вифелла, — обернувшись к ней, произнесла Ника, увлекаемая Дорганом к диску, на который он и посадил ее.

Вифелла лишь криво усмехнулась в ответ. Дорган, вскочив на диск, встал рядом с Никой и они, взмыв вверх, устремился по длинному туннелю пещеры к выходу. Вылетев из Срединных Пещер диск взял направление в сторону от Нарбонделя и храма Ллос, держась подальше от дворцов и кварталов знати, облетая и лавируя между сталактитами и летящими на встречу дисками. Ника смотрела на расстилавшийся внизу Мензоберранзан, держась изо всех сил. Ее знобило, тошнило, и она не знала, сколько сможет продержаться и не вывалиться с диска вниз. Слава богу, он, наконец, начал замедлять полет и снижаться.

— Разве мы не возвращаемся в Дом де Наль? — слабо удивилась Ника, когда, оглядевшись вокруг, узнала улочку в квартале ремесленников, которую они с Клопси посещали вчера.

— Нам нельзя оставаться в Мензоберранзане. Скоро весь город узнает, что Фиселла де Наль на самом деле не дроу, а смертная. И каждый дроу сочтет своим долгом убить тебя.

Они сошли с диска у небольшого аккуратного домика. Дорган, щелкнув пальцами, заставил его исчезнуть. Крепко ухватив Нику за локоть, он повел ее к дому, прежде накинув на нее капюшон ее плаща-балахона.

Сложенный из валунов дом был крыт каменной черепицей, а полукруглые оконца украшали витые решетки. Они остановились перед стальной дверью, с выкованными по ней завитушками, которые сейчас расплывались и прыгали перед глазами Ники. Дорган стукнул в дверь, и она тотчас открылась, явив им встревоженного дроу. Нетерпеливым жестом он велел им войти.

Хозяин дома был одет просто, но добротно. Из-под кожаного чепца на плечи спускались длинные белые волосы. По стремительным, порывистым движениям сухопарого тела Ника сперва решила, что перед нею юноша, но, приглядевшись, увидела, что это зрелый мужчина.

— Что случилось, лорд Дорган? — спросил он, с беспокойством поглядывая на Нику. — Вы не говорили, что объявитесь сегодня. И вы не один. Кто это с вами?

Ника, которой не хватало воздуха, откинула капюшон, и лицо хозяина тут же переменилось, исказившись от ненависти.

— Что, это значит, лорд, — с яростью прошипел он, отступая от них и выдергивая из кожаных ножен висящих у него на поясе, нож. — Зачем вы оскорбили мой дом, приведя в него эту паучиху?! Что я вам сделал?! А!!! Это измена!

— Успокойся Бюшанс. Это не Фиселла де Наль.

— Вы предали нас, лорд! — исступленно закричал Бюшанс. — Но я все исправлю!

Он кинулся на Нику с ножом, но Дорган тут же перехватил его руку, крикнув ему в лицо:

— Остановись! — как следует, встряхнув его.

— Убьем ее… убьем ее сейчас… за все, что она вытворяет… — не слыша Доргана, как безумный бормотал Бюшанс, порываясь к Нике.

— Успокойся! Приди же в себя! Это не Фиселла!

— Почему ты защищаешь ее! — взвился мастер Бюшанс, вырываясь. — Или ты уже не помнишь, каким пыткам она подвергала тебя? Или она, все же околдовала тебя своей черной магией, как говорят об этом все вокруг.

— Это смертная, Бюшанс! Человек! Она не дроу. Я не предавал вас.

— Что?! — Бюшанс замер и подозрительным взглядом смерил Нику, с головы до ног. Видимо, округлившиеся от ужаса глаза насмерть перепуганной Матери Дома де Наль, убедили его больше, чем слова Доргана.

— Этого не может быть! Ты ведь все выдумал, лорд, что бы оправдать свое предательство, — все еще упрямо, но заметно успокоившись, пробормотал он, опуская нож.

— Доверься мне, Бюшанс. Слишком долго все объяснять, на это у нас совсем нет времени. Скажу только, что Фиселла укрылась от гнева Ллос, поменявшись телом с человеком.

— Мерзкая гадина! — в сердцах выругался Бюшанс — Подлая паучиха! Но тогда к чему такая спешка, мой лорд. Ведь это значит, что ты свободен от Фиселлы.

— Да, но я убил Тиреллу и людей Верховной Жрицы, защищая смертную.

— Ты… убил Мать Первого Дома из-за смертной? — не веря, мастер смотрел на Доргана, потом огляделся, облизав сухие губы, видимо, не в силах осмыслить только что услышанное.

Дорган, больше не тратя время на объяснения, прошел в дальний угол скудно обставленной комнаты, оставив ничего не понимающего Бюшанса в смятении. Со стуком откинув крышку окованного железом сундука, он достал оттуда кожаный мешок и раскрыл его. Бюшанс, не в силах сдерживать обуревавшие его вопросы, но, не смея, видимо, подступиться с ними к Доргану, настороженно посмотрел на Нику.

— Он это сделал? — счел нужным обратится он к ней.

Ника неуверенно кивнула. Мастер хоть и успокоился, но кто знает, может от звука ее голоса тотчас вновь впадет в неуправляемое буйство.

— И перебил стражу Верховной Жрицы? — продолжал допытываться он, не удовлетворяясь скудным кивком Ники.

— И жриц, — добавила она.

Бюшанс, все это время испытующе вглядываясь в нее, растянул тонкие губы в довольной улыбке.

— Это так, — кивнул он. — Лорд Дорган потому и стал великим воином, что во всем идет до конца.

Видя, что настроение мастера изменилось, Ника решилась попросить у него попить, и когда он принес ковшик ледяной воды, осмелев, спросила:

— По-видимому, у вас личные причины ненавидеть Фиселлу? За эти дни, что я была ею, я уже поняла, что ее особо ни кто не любил, но еще ни у кого я не встречала такой неприкрытой, не осторожной ненависти как у вас, мастер Бюшанс.

Он помрачнел и ушел в себя, отвернувшись от Ники. Потом, когда она напилась, взяв у нее ковшик, мрачно сказал:

— У меня был сын. Очень способный, умный мальчик. Со временем он мог бы стать таким же великим воином как лорд Дорган. Его мать служит Дому Тускафен. Как-то, когда я выполняя ее заказ, выковывал ей наручи, ей пришла охота развлечься со мной. Десять полных кругов Нарбонделя она приходила ко мне, и я ублажал ее. Потом она надолго исчезла, оставив меня в покое, и я уже решил, что никогда не увижу ее больше. Но вот однажды, она появилась на пороге моего дома с младенцем на руках, — при этих воспоминии, лицо Бюшанса разгладилось, став для него на миг, реальностью. — Она сказала, что раз вместо девочки, которую она ожидала, появился мальчик, она, прежде чем отдать его на жертвенный алтарь Ллос, решила показать его мне, не желая лишать его законного отца права выбора: даровать ему жизнь или отдать паучихе. Она спросила, хочу ли я взять младенца себе. Я взял его, вырастил и был счастлив своим сыном. Все эти годы воспитывая его, я наблюдал за тем как, он, взрослея, перенимает мое мастерство. Я гордился моим мальчиком. Сначала визиты Фиселлы в наш квартал ремесленников никого особо не беспокоили. Все знали особняк, который она для себя облюбовала, устраивая в нем тайные встречи с высокородными дроу, плетя с ними сети интриг или привечая в нем своего братца неудачника Громфа, который постоянно таскал ей какие-то амулеты. Мы были беспечны до тех пор, пока не стали пропадать наши дети, и все равно нам по-прежнему было невдомек как-то связывать это с визитами в наши места Фиселлы, пока лорд Дорган не предупредил нас, что бы мы были начеку. Но… для меня его предупреждение слишком запоздало. Именно тогда мой сын исчез, и я уже не знал, где искать его. Я изнывал от тоски и неизвестности три полных круга Нарбонделля, а после нашел тело моего мальчика на пороге своего дома. Вдоволь натешившись им, эта паучья тварь выпила из него всю кровь. Не слушая советов Доргана, сраженный горем, я кинулся к матери моего сына и рассказал ей обо всем. Я хотел справедливости, хотел, что бы женщина, породившая его, доложила обо всем Верховной Жрице. Верховный Совет выслушал ту, у которой хватило смелости прямо обвинить в этом преступлении Мать де Наль. В ответ Фиселла расхохоталась ей в лицо, сказав, что не понимает, на что мы жалуемся: мне и так была оказана честь, и я могу похоронить свою падаль, тогда как других она просто скармливала голодным троллям. Этим все и закончилось. Как я пережил те страшные дни? Только мыслью об отмщении, что поддерживала во мне разум и до сих пор дает силы жить дальше.