Ирина Ярич - «Увидеть Париж и умереть». Детективные повести

© Ирина Ярич, 2016

ISBN 978-5-4483-5501-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Клотильда возвращается из художественного салона, куда она отвозила одно из последних живописных полотен своего мужа. Она в хорошем настроении, вспоминая восторженные отзывы владельца салона и штатного искусствоведа. Клотильду заверили, что, несмотря на немалую цену, картина у них долго не задержится. Современный абстракционизм пользуется большим спросом, особенно среди заезжих американцев.

Клотильда горда за мужа и радостное настроение не портит нудный мелкий дождик и серый тусклый день. Бесцеремонные капли небесной влаги хаотично носятся, игнорируя зонты, шарфы и шляпы и, падают куда попало, на одежду и лицо, а то и за воротник на шею. Клотильда усмехнулась. «Почти как у Туссена, – подумала она, – ах, если бы я умела рисовать!» В который раз женщина сокрушалась, что не обладает тем даром, что и её муж. Уже за одно это его обожает, нет, она его боготворит… Конечно, она обрадует Туссена горячими отзывами о его работе, перескажет все добрые слова и пожелания, услышанные в салоне. Ещё бы им не восхищаться! И, хотя там выставляется не только Туссен Тостивен, но именно благодаря его картинам этот художественный салон процветает и известен далеко за пределами своего XVI арондисмана 1 1 Арондисман – округ, в Париже 20 округов. Пасси, но и почти по всему Parisintra-muros 2 2 Paris intra-muros – «внутри стен», собственно Париж .

Клотильда подняла руку, чтобы поймать такси. Нет, она не прячется от дождя и не спешит домой, то есть, конечно, спешит по-своему, не торопясь.

– В департамент О-де-Сен, – сказала она водителю.

Автомобиль направился из Пасси к верховьям Сены. Свернул на Бульвар Периферик 3 3 Периферик – Парижская кольцевая дорога в западном направлении, затем повернул на развязке Ля Дефанс/ Порт Майо. Проехал около трёх километров, затем въехал на мост Понт де Нюлли. В этом районе Сена раздваивается на два рукава и омывает остров Путо, что простирается под мостом узким и длинным хвостом, а массивной заросшей зелёной массой уходит дальше на юго-запад против течения Сены. Близко от него, на северо-восток протянулся остров Гранд-Жатт, широкий в центральной застроенной части и узкий с обоих краёв. Таксист повернул на развязке Дефанс 1.

В самом центре этого самого большого в Европе делового квартала среди небоскрёбов в отеле у Клотильды встреча.

Туссен мешал краски и наносил то пятна, то штрихи, только ему понятном порядке и только ему понятном содержании. У этой картины название «Утреннее настроение». Последние годы ему необязательно часто выезжать из дома и совершать дальние поездки в поисках сюжетов и вдохновения. Иногда Клотильда по собственной инициативе вывозила его, как она говорила «на природу», что означало за пределы Большого Парижа и «в свет», тогда они колесили по улицам и площадям и по ближним оживлённым пригородам в поисках вида, который «зацепит». Раньше Туссен очень любил писать на берегу моря или в провинциальных городках и деревушках, об этом напоминала ему Клотильда, а из его памяти это давно стёрлось и фотографии проданных картин не порождали ностальгию, не будили воспоминания, о которых любила говорить жена. Последние две поездки к морю Туссена и вовсе разочаровали, он не увидел что-либо достойное, чтобы запечатлеть на полотне и попросил Клотильду на это бессмысленное дело не тратить ни его, ни её время. Действительно ничего особенного не происходило ни на море, ни на берегу. Оба раза был штиль, и вода почти замерла, едва облизывая песок и камушки на пляже. Тусклое небо, затянутое облачной дымкой сливалось на горизонте с морем почти такого же цвета. Куда ни посмотрит, всюду голубоватая серость. Жена удивилась и хотела было поспорить, по её мнению берег и море, да и не только они, а всё что окружает в любую погоду интересны, своеобразны и каждый день их можно видеть по-разному. Но потом передумала настаивать, ведь Туссену лучше «видно» что и где писать, а она найдет, чем себя занять.

Туссен ни в детстве, ни в юности не увлекался ни механизмами, ни машинами, поэтому, когда у них появилась возможность купить автомобиль, то они с Клотильдой решили, что водить будет она. Вообще Туссен считал, что с женой ему очень повезло, она избавляла его от множества бытовых и хозяйственных проблем, никогда не высказывала, связанных с этим укоров. Клотильда будто переросла из любимой жены в продолжение его самого, одновременно отстранённого и заботливо-услужливого контролёра их общего бытия, что позволяло Туссену полностью погружаться в творческое созидание.

Туссена не особо волновало, а точнее совсем не интересовало, как и на какие средства они живут, каким образом продаются картины, хотя Клотильда всегда подробно рассказывала мужу какую картину кто купил и каков размер гонорара, ничего не утаивая. Но в памяти Туссена подобная информация задерживалась настолько, сколько времени об этом говорила жена. Клотильда неустанно повторяла мужу, что он гениальный художник, и она в него верила всегда, практически с первого дня знакомства. И это была правда. Конечно, Туссену приятно слышать мнение жены и отзывы коллег и критиков, но помнил о них буквально несколько минут и вновь погружался в свой мир – мир цветовых пятен и световых бликов, мир странных форм и загадочных контуров и, конечно, в мир запахов. Туссен даже написал несколько картин на эту тему, от «Запаха лета» до «Запаха жены». Последнюю купили за астрономическую цену, и одна эта картина обеспечила им безбедную жизнь в течение года, за который Туссен написал ещё несколько «запахов…», в том числе и ещё «Запах жены на закате в августе». Судя по названию, содержание существенно отличается от предыдущей картины со схожим названием. Это полотно Клотильда выставлять в салон не стала, она продавала далеко не все, ведь гонораров с лихвой хватало на жизнь, а транжирить деньги с таким трудом заработанные мужем, считала не в праве, ведь он почти сутками писал и писал. Картины, которые ей приглянулись и с которыми жалко расстаться Клотильда оставляла дома и, когда они не стали помещаться на стенах, освободила кладовку, сделав из неё «запасник» и время от времени меняла «экспозицию», любуясь творениями Туссена Тостивена.

– Господин комиссар, он здесь!

Луи Вермандуа неохотно, но уверенно направился к скамье.

«Проклятье, – думал комиссар, – весь день шёл дождь, разве останутся теперь отпечатки или какие-нибудь следы», – и, обойдя лужу на асфальтовой дорожке, ступил на мокрые палые листья. Между деревьями за полуобнажёнными ветвями притаился фонарный столб, освещая желтоватым рассеянным светом ещё влажную скамью и на ней труп в сыроватом костюме из-под распахнутой ветровки. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что смертельный удар стал для этого бедняги неожиданным, так считал комиссар.