Ирина Ярич - «Увидеть Париж и умереть». Детективные повести

Луи Вермандуа не спеша доел луковый суп и приступил к котлете со сметанным соусом и брокколи. Франсуа-Пьер Фрежюс расправлялся с антрекотом, запечённым с ананасом и майонезом. Они ели и прислушивались к разговорам за соседними столиками. Реплики посетителей кафе лишь подтвердили то, что было известно – добряк, порядочный семьянин – о Жаке Форси. Сочувствовали вдове, сыну, негодовали на злодея, недоумевали, что тот лишил жизни милого и степенного соседа, притом как в Париже полно негодяев, которых ждёт-не дождётся гильотина.

Когда с обедом было покончено и выпито кофе с булочками пришлось покинуть кафе.

– Куда мы, патрон, в комиссариат?

– На место преступления.

* * *

– Что мы ищем, господин комиссар?

– Убийцу, забыл!

– В траве?!

– Франсуа-Пьер, я начинаю опасаться за твои ответы квалификационной комиссии, а ведь осталось меньше месяца. Как бы из инспекторов не улететь в постовые.

– Господин комиссар, вместо того, чтобы поддержать словом и делом как опытный коллега вы надсмехаетесь и пугаете.

– У нас ни одной зацепки, а ты считаешь, что мне весело! Ищи улики!

– Здесь всё осмотрели в прошлый раз!

– Тогда было темно, а мы все сонные, могли что-нибудь упустить.

– Да тут, наверное, уже столько народа прошло…

– Погоди, это что?

– …

– Клубок шерсти…

– Откуда он тут? Такой маленький, будто просто коричневый шарик…

– Шерсть в клубке сырая, но не мокрая. Значит, потерялся, когда дождь заканчивался или после упал в мокрую траву. Потом шерсть подсохла, – комиссар положил клубок в пакетик, что достал из бокового кармана и опустил обратно.

Луи Вермандуа огляделся, впрочем, предместье это ему хорошо известно. В пятидесяти метрах вход в метро, по другую сторону громоздятся дома, между ними выглядывает отель.

– Франсуа-Пьер придётся порыскать вокруг, может, кто видел Жака Форси с кем-нибудь вместе. Я пойду в отель. Шансов мало, но может, повезёт и он там останавливался.

– Вряд ли. Отсюда до его дома езды час с небольшим.

– И всё же пойду. Не успокоюсь пока не проверю. Встретимся в комиссариате. Найдёшь что-то стоящее – звони.

* * *

Франсуа-Пьер пришёл в комиссариат в то время, когда Луи Вермандуа добавлял новые сведения в электронную базу уголовного дела об убийстве Жака Форси.

– А я оказался прав, мой юный коллега, – задорно сказал комиссар.

– Не такой уж я юный… О чём вы, патрон?

– Не скромничай… Жак Форси останавливался в отеле!

– Да, ну!

– Именно! Он забронировал номер заранее на сутки. Приехал утром. Несколько раз выходил, но большую часть дня провёл в номере, а к вечеру его освободил.

– И, что нам это даёт?

– Пока не знаю. Надо подумать и искать. Что у тебя?

– Обрадовать нечем. От меня удача отвернулась. Не нашёл никого, кто бы видел Жака Форси одного или с кем-либо.

– Жаль, но это следовало ожидать, хотя не знаешь, где и когда повезёт. Удача – дама чересчур капризна и переменчива… Мне завтра с утра к дивизионному комиссару, а ты как придёшь, обзванивай гостиницы шестнадцатого округа за исключением квартала Муетт, да ещё в предместьях, хотя бы выборочно.

– И, что спрашивать?

– Как, что? Был ли в числе посетителей, гостей, клиентов Жак Форси?!

* * *

Луи Вермандуа вошёл в прихожую и тут же услышал: «Ура! Дедушка!» Это Даниэль бежал к нему из гостиной. Комиссар только успел снять и повесить плащ как его ноги обхватил пятилетний внук. Дед поспешил поднять и поцеловать его и вместе с ним на руках отправиться к остальным домочадцам. Навстречу ему шла Мишель.

– Здравствуй, папа. Как дела?

– Нормально, дочка. По-прежнему: ищем, кого-то находим, кто-то убегает, скрывается. Как ты? Как Ален?

– Хорошо, папа. Ален к субботе должен вернуться из Лиона, из командировки.

– Людовúк, идём к столу! – крикнула жена из кухни. – Мы решили, ждём ещё десять минут и начинаем ужинать. Так что ты вовремя.

– Старался, Николь, можно сказать важное дело отложил.

– Ах, Людовúк, что может быть важнее семьи?

Луи Вермандуа эту спорную тему развивать не стал, чтобы не портить вечер в кругу родных.

* * *

Инспектор Фрежюс не спешил возвращаться в свою холостяцкую квартиру и направился в кафе, что неподалёку от комиссариата, чтобы поужинать и отвлечься от этого нудного и бестолкового дела. Франсуа-Пьер недоумевал, почему комиссар не разрабатывает версию об ограблении, о которой говорит начальству и журналистам как об основной, правда притом добавляет «не исключены варианты сути происшествия». Попробуй тут разбери. По мнению инспектора «основная» версия более очевидна и виновного найти было бы если не легче, то несколько проще. Сделали бы облаву в притонах наркоманов, наверняка сами же кого-нибудь сдали бы. Но «как говаривает патрон, – Франсуа-Пьер в который раз напоминал себе, – «то, что на первый взгляд очевидно не всегда в последующем достоверно». Вот обзвоню завтра десяток отелей… нет, комиссар скажет мало, – размышлял Франсуа-Пьер, – хорошо – полтора-два десятка, и начну параллельное расследование по основной версии, о которой патрон только рассказывает, но никаких мер не предпринимает…», – тут мысль о работе прервалась. Около стойки бара стояли две молодые интересные женщины. Обе приглянулись, но какая больше Франсуа-Пьер ещё не определил и лихорадочно думал, с какой из них познакомится: с блондинкой или брюнеткой?..

Клотильда спешила сделать домашние дела – приготовление завтрака и ежедневную утреннюю уборку квартиры, чтобы пойти в мясной магазин.

Когда жена ушла, Туссен тоже стал одеваться. Он заметил, нет, скорее ощутил, что Клотильда не настроена на совместную прогулку или поездку, а обременена хозяйственными проблемами и соображениями и не хотел мешать, поэтому пошёл один. В совместных прогулках с женой Туссен был спокойнее, увереннее, ощущал себя будто защищённым и… беспомощнее, попадая в бóльшую зависимость от Клодильды, так как она легче и лучше ориентировалась в быстро меняющемся окружающем мире. Довольно часто это положение Туссена устраивало, но иногда начинало раздражать и чтобы не сорваться в бурный конфликт, чего по убеждению художника его жена совсем не заслуживала, он уходил из дома и шёл, куда глаза глядят, но не всегда пешком, чаще на такси. Туссен уезжал не в поисках сюжетов, а для своеобразного самоутверждения, ведь стало так сложно и малопонятно вокруг и часто он не понимает, что за предметы и сооружения находятся рядом и только запахи остались неизменными, они своеобразный путеводитель в мире вещей и ещё, конечно, цвета.

Туссен постоянно удивлялся тому, какие странные теперь делают автомобили и строят здания, выводят новые породы собак и кошек, селекционируют растения! Как добиваются таких странных геометрических форм для живых существ, цветов и деревьев?! Какие гениальные люди! Вот кто достоин высочайшей похвалы и баснословных гонораров, а не он, который лишь срисовывает то, что видит, ведь ни одного сюжета не придумал, в его картинах нет ни особого воображения, ни фантазии, а лишь попытка передать увиденный момент и собственные впечатления. Туссен этого не скрывает и в ответ на восторженные возгласы жены и других отвечает: «Пишу, как вижу. Что вижу, то и пишу». На что Клодильда обычно мудро замечала: «Видишь так, дорогой только ты . И в этом твоя особенность и, быть может, гениальность».