Дин Кунц - Мистер убийца

Марти быстро сообразил, что новизна прохладительных напитков, имеющихся в автомате при мотеле, немного развлечет девочек. Он также накупил им плиток шоколада с самыми разными начинками: вишней, орехами, виноградом и мандаринами. Все четверо устроились в одной из комнат, а бутылки с разноцветными газировками поставили на тумбочку у кровати. До конца обеда Шарлотта и Эмили постарались попробовать все сорта прохладительных напитков, отчего Пейдж немного забеспокоилась.

Обладая некоторым педагогическим опытом, воспитывая двоих детей, Пейдж давно пришла к выводу, что дети гораздо легче, чем взрослые, могут справляться с сильными переживаниями. Этот потенциал лучше всего реализовался тогда, когда дети имели стабильную семью, чувствовали большую привязанность своих родителей и были уверены, что их уважают и любят. Она почувствовала прилив гордости за то, что ее дети оказались такими эмоционально подготовленными и сильными, – но потом суеверно и незаметно все-таки постучала по деревянной спинке кровати, прося про себя Бога не наказывать ее и ее детей за ее тщеславие.

Самое удивительное, что после того, как Шарлотта и Эмили приняли душ, залезли в свои пижамы и легли в постель в соседней комнате, им захотелось, чтобы Марти почитал им перед сном и продолжил стихи о злом двойнике Санта-Клауса. Пейдж почувствовала неприятную и несколько жуткую схожесть между придуманными стихами и последними страшными событиями в их жизни. Она была уверена, что и Марти, и девочки тоже видели эту связь. Тем не менее Марти обрадовался возможности почитать им свои стихи, раз дети захотели послушать их.

Он поставил стул ровно посередине двух кроватей. Спеша покинуть свой дом и второпях собирая вещи, он, однако, не забыл прихватить свой блокнот, который назывался "Рассказы для Шарлоты и Эмили" а также лампочку-прищепку, работающую от батарейки. Он сел и поднес к глазам блокнот. Винтовка лежала на полу возле его ног. "Беретта" была на туалетном столике, до которого Пейдж могла дотянуться в считанные секунды. Марти подождал, пока не наступит тишина. Вся сцена во многом напоминала ту, которую Пейдж так часто наблюдала дома, в спальне девочек, если не считать двух моментов. Две двуспальные кровати были для Шарлотты и Эмили слишком большими, и они казались детьми из сказки, бездомными беспризорниками, которые проникли в замок к великану, в надежде украсть немного каши и переночевать в комнате для его гостей. И еще то, что миниатюрная лампочка, крепившаяся на блокноте, не была единственным источником света; один из ночников был не погашен и оставался гореть всю ночь, что было единственной очевидной уступкой их страхам.

Пейдж с удивлением обнаружила, что и сама с удовольствием послушает продолжение поэмы. Она села в ногах Эмили.

Пейдж размышляла о том, что именно таилось в семейном чтении и заставляло людей желать этих минут наравне с пищей и водой.

Фильмы никогда не привлекали столько людей, как во время Великой депрессии. Во времена застоя книги шли нарасхват. Причем людьми двигало не просто желание отвлечься от своих проблем. Причина этого была гораздо глубже и загадочней.

Когда в комнате воцарилась тишина и наступил нужный момент, Марти начал читать. Из-за того что Шарлотта и Эмили настояли, чтобы он начал с самого начала, он прочел стихи, которые они уже слышали в субботу и воскресенье, остановившись на том, что злой двойник Санта-Клауса стоял у двери на кухню в доме Стиллуотеров, намереваясь проникнуть внутрь.

– Ой, жуть! – произнесла Шарлотта.

– Поджилки затряслись? – спросила Эмили.

– А с чем был пирог? – поинтересовалась Шарлотта.

– С начинкой из изюма, миндаля и сахара, – ответила Пейдж.

– Ой! Тогда я его не виню, что он в него плюнул.

– А, он критик! – вскрикнула Шарлотта, сжимая руки в кулачки и отчаянно размахивая ими перед собой.

– Критики! – Эмили преувеличенно вздохнула и закатила глаза, как не раз делал ее отец.

– Господи! – сказала Шарлотта, закрывая лицо руками. – В нашем доме – критик!

– Но вы же знали, что это будет страшная история, – сказал Марти, и продолжил:

– Десять фунтов! – Шарлотта открыла рот от изумления. Она приподнялась на локтях, подняв голову с подушек и с волнением выпалила: – Ой! Нужны вагон и маленькая тележка, чтобы столько увезти, когда ее поджарят. Это ведь горы снежных хлопьев, только из кукурузы. Нам потребуется грузовик карамели и, может быть, миллион фунтов орехов, чтобы сделать кукурузные шарики. Нас засыплет по самую задницу.

– Что ты сказала – переспросила Пеидж.

– Я сказала, что нам потребуется вагон и маленькая…

– Нет, какое слово ты употребила?

– Какое?

– Задница, – терпеливо ответила Пейдж.

– Это не плохое слово, – выкручивалась Шарлотта.

– Ты так думаешь?

– Его все все время произносят по телевизору.

– Не все, что показывают и говорят по телевизору, отличается вкусом и интеллектом. – Марти опустил блокнот на колени.

– Если не сказать, что почти все. Пейдж сказала Шарлотте:

– По телевизору я видела, как люди сбрасывают машины с обрывов, отравляют своих родителей, чтобы получить наследство, дерутся на кинжалах, грабят банки, – все те вещи, которыми я не хотела бы, чтобы вы когда-либо занялись.

– Особенно, когда отравляют родителей, – добавил Марти.

– О'кей. Я не буду говорить "задница", – Шарлотта сдалась.

– Отлично.

– А что же говорить вместо него? "Зад" подойдет?

– А как тебе нравится слова "попка"? – спросила Пейдж.

– Думаю, что смогу пережить. Стараясь не рассмеяться и не рискуя взглянуть на Марти, Пейдж сказала:

– Сейчас пользуйся словом "попка", станешь старше, понемногу перейдешь на слово "зад", а когда совсем повзрослеешь, тогда сможешь сказать и "задница".