Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит

— Мой царь, не делай этого! — закричал он, его голос был едва слышен сквозь рев бури. — Валы отнесут тебя на скалы! Ты погибнешь!

Одиссей молча оттолкнул его и пошел в воду. Громко ругаясь, Биас последовал за ним. Немного помедлив, еще два моряка бросились вдогонку.

Свинью быстро несло на волнах, и, когда она приблизилась, Пирия увидела, что животное устало: его ноги ели дергались, поднимаясь вверх и поворачиваясь на пенных волнах. Вдали виднелась линия черных скал, и Генни несло прямо на них. Крики свиньи стали слабее, и девушка испугалась, что она умирает.

Проплыть все это расстояние, преследовать корабль с надеждой в сердце…

Одиссей наполовину шел, наполовину плыл к линии острых камней. Он взобрался на них, борясь с волнами. Другие моряки с трудом присоединились к нему. Пирия понимала, что их сила проверялась натиском моря. Они двигались вдоль камней, пытаясь поймать Генни, когда его принесет к ним.

Огромная волна накрыла черную свинью, затем Пирия снова заметила, как ее несет к краю камней, на которых стоял Одиссей. Когда следующая волна подняла животное, царь Итаки бросился в море, ударившись телом о Генни и изменив направление его движения. Следующая волна накрыла их обоих — царь и Генни исчезли в пене. Когда они снова появились, то были уже далеко от смертельных камней.

Биас и другие моряки нырнули за ними, и Пирия ничего уже не могла видеть. Затем она разглядела, как двое мужчин несут измученную свинью на берег, Биас и Одиссей идут за ними по воде.

Свинью положили на песок рядом с ее товарищами, которые, хрюкая, волновались в загоне и вытягивали шею, чтобы посмотреть на своего друга. Соленая вода вытекала из пасти Генни, он дышал, задыхаясь. Его лапы еле двигались, а моряки стояли вокруг, не зная, что делать.

Одиссей выглядел уставшим, вода стекала с него на песок. Он был в синяках и порезах, на руке, там, где царь Итаки, должно быть, оттолкнулся от камней, появилась длинная царапина.

— Ему нужно отдохнуть и согреться, — сказал Одиссей. — Положите его возле огня.

Он показал на Леукона и зарычал:

— Отдай ему свой плащ! Это твоя вина, идиот!

Светловолосый моряк быстро скинул свой желтый плащ и встал на колени, неловко завернув в него раненое животное.

Царь Итаки отвернулся и захромал к «Пенелопе». Когда он проходил мимо Пирии, девушка услышала его бормотание:

— Глупая свинья.

Каллиадес сидел один далеко от костра. Море снова успокоилось, но ночь стояла холодная, ледяной ветер свистел над скалами. Большинство моряков спало. Он посмотрел наверх, туда, где сидела Пирия, прижавшись к камню, который укрывал ее от ветра. Микенец собирался подняться к ней, когда увидел, что чернокожий великан, Биас, принес дрова туда, где она сидела, и поджег их головешкой от основного костра. Затем он предложил ей одеяло. Каллиадес пожалел, что не подумал об этом.

Закрыв глаза, он прислонился к камню, и мрачные мысли охватили его. Потом воин услышал какой-то звук позади себя, его сердце подпрыгнуло: он подумал, что Пирия пришла посидеть с ним. Открыв глаза, молодой микенец увидел коренастую фигуру Одиссея. Царь сел рядом с ним.

— Есть что-то сегодня в море, что заставляет людей чувствовать себя маленькими, — заметил он.

— Я чувствую это, когда смотрю на горы, — ответил ему воин.

— Это потому, что ты не моряк. Но ты прав. Море и горы — вечные, они никогда не меняются. А мы здесь ненадолго, чтобы исчезнуть в пыли истории.

Он замолчал, а затем спросил:

— Итак, расскажи мне, что произошло той ночью в Трое? Это был невинный вопрос, но сердце Каллиадеса сжалось.

Одиссею было все известно. Микенец внезапно почувствовал себя глупо. Вчера, на берегу, он говорил о том, как сражался против Аргуриоса. Эти глупые слова слетели с его языка. «И что теперь?» — спросил он себя. На Киосе была микенская крепость. Это и есть план Одиссея? Продать их Агамемнону за золото? Он увидел, что царь Итаки внимательно смотрит на него, и понял, что еще не ответил на его вопрос.

— Мы проиграли, — коротко отрезал Каллиадес. — Этого не должно было произойти. Нашим предводителем оказался глупец.

— Что он сделал?

— Я не желаю говорить об этом, — покачал головой микенец. — Что ты намерен делать с нами?

— Успокойся, парень, — ответил Одиссей. — Я не собираюсь ничего делать. Для меня вы просто пассажиры.

— Тебя не интересует награда Агамемнона? С трудом в это верится.

Царь Итаки засмеялся.

— Честно говоря, это приходило мне в голову. К несчастью, у меня доверчивая команда. Поэтому ты можешь делать все, что тебе угодно.

Каллиадес удивился:

— Как их доверчивость влияет на твои решения?

— Мне напомнили, что ты и твой друг — два превосходных героя, которые рисковали своими жизнями ради незнакомой им женщины. Короче говоря, такие люди, о которых я рассказываю свои истории. Поэтому, несмотря на то что золото Агамемнона было бы мне кстати, я должен от него отказаться.

Молодой микенец ничего не сказал. Он сомневался, что желания моряков могли по-настоящему повлиять на решения Одиссея, и вспомнил слова Секундоса о противоречивой природе этого человека. Затем царь Итаки снова заговорил.

— Теперь ты готов рассказать мне, почему твой полководец оказался глупцом?

Мысли Каллиадеса вернулись к этой кровавой ночи, он снова услышал крики раненых, звон мечей и скрип щитов. Микенец снова увидел, как могучий Аргуриос удерживает лестницу, а ужасный Геликаон сражается рядом с ним.

— Почему глупец? — спросил он. — Он позволил армии выбирать стратегию. Как только мы атаковали стены дворца и стали сражаться в мегароне, Аргуриос отвел своих людей к большой лестнице. Он и Геликаон стояли там, ожидая, когда мы осмелимся напасть на них. Мы превосходили их числом. Нам следовало взять лестницы и подняться на галерею, минуя защитников Приама. Потом мы смогли бы ударить по ним с двух сторон. Но мы этого не сделали. Мы просто пытались победить двух героев. На лестнице наше преимущество в числе не имело значения. Потом появился Гектор, и нас окружили.

Потом он рассказал о том, как их полководец, Коланос, пытался спасти свою жизнь, предлагая предать Агамемнона, но царь Приам отказал ему.

— Я все еще не понимаю, — сказал Каллиадес. — Царь, которого мы должны были убить, позволил нам жить, а царь, которому мы поклялись служить, приговорил нас к смерти. Может, ты придумаешь об этом историю, Одиссей?

— Полагаю, что я так и сделаю в один прекрасный день.

— А что будет с Пирией? — спросил микенец. — Она может делать все, что пожелает?

— Ты беспокоишься о ней?

— Это странно?

— Совсем нет. Я просто спросил. Но на твой вопрос отвечаю: да, она свободна делать то, что пожелает. Но она не останется с тобой. Ты понимаешь это?