Мария Семенова - Орлиная круча

Но от этого короткого взгляда у Ингунн пробежал по спине холодок. И она оглянулась на берег, уже отодвигавшийся прочь, за полосу дымной чёрной воды. Никогда прежде ей не бывало так страшно. Если этот человек посмотрит на неё ещё раз, непременно что-то случится. Она не знала, хорошее или плохое. Но случится обязательно, и от этого было вдвое страшней.

На ночь Скьёльд остановился у безлюдного побережья. В заледенелых утёсах бродило чуткое эхо, и люди невольно понижали голос, беседуя друг с другом.

Спать же легли прямо на палубе, под скамьями. А чтобы не сыпался снег, натянули сверху пёстрый шерстяной шатёр.

У каждого, в том числе и у Ингунн, было при себе тёплое одеяло или плащ, но холод донимал беспощадно. Ингунн пыталась поплотнее сжаться в клубочек, не смея перевернуться на другой бок: не потревожить бы угрюмого соседа, страшно подумать. Потом неожиданно её, полусонную, обняло мягкое тепло… Ингунн расправила затёкшие ноги, и добрый сон быстро перенес её домой.

Она открыла глаза, когда в тучах забрезжил неяркий поздний рассвет. Поверх её плаща лежал чужой плащ. Человек в войлочной шапке сидел на своём месте возле борта. Он хмурился, щупая сквозь меховую куртку свой правый бок.

Ингунн приподнялась на локте:

– Спасибо тебе… Вот твой плащ.

Он даже не повернул головы.

– Оставь у себя.

Вот так она впервые услышала его голос. А сказано это было сквозь зубы и нехотя. Ингунн попробовала возразить:

– А как же ты?..

– Я сказал, оставь у себя!

Он явно не привык, чтобы с ним спорили. Ей очень хотелось чем-нибудь его отдарить, но как это сделать, Ингунн не знала. Спросить, не болит ли бок, не надо ли помощи?.. Наверняка он ответил бы – не твоё дело. Или ещё как-нибудь вроде того.

Поэтому Ингунн промолчала…

Следующие две ночи она вновь спала под его тёплым плащом, и спалось ей хорошо. И за всё это время они не обменялись ни словом. Ингунн только и вызнала у мореходов, как его звали: Одд.

По крайней мере так он разрешал себя называть.

А потом налетел тот шторм…

– Откуда же ты всё знаешь?.. – спросил Арни, волнуясь. – Ведь это было давно!

– Я был там, сын Свана, – ответил Альвир скальд. – И я сам видел всё то, о чём сейчас говорю.

– Но откуда же ты знаешь, о чём она подумала? И почему промолчала? Ты с ней говорил?..

– Плохим был бы я скальдом, если бы не привык всматриваться в людей, – проговорил Альвир негромко. – И многое замечать, скрытое от других. И я сразу понял, что они полюбили друг друга тотчас же, как только встретились на корабле. И что суждено им было от этого великое счастье и великая беда…

Тут сзади подошёл Сван Рыжий. И остановился послушать.

– Мы видели, как подходил шторм, – сказал Альвир скальд. – Тучи опускались всё ниже, а потом по воде побежала темная полоса…

– Вели подобрать парус, Купец, – посоветовал Одд. Он редко открывал рот по пустякам, и многие нашли, что он был прав. Скьёльд же ответил:

– Не ты хозяин здесь, на корабле.

Одд промолчал, но тут шквал налетел, и кораблю едва не пришлось остаться без мачты.

Тёмное небо понеслось над самой водой, цепляя верхушки волн. Бешеный ветер нёс пригоршни снега. В снастях выла стая волков. Дочери морского Бога Ньёрда заглядывали через борта.

Но всё бы ещё ничего, если бы у рулевого весла сидел умелый и опытный кормщик. Скьёльд же, как скоро стало понятно, куда больше привык браниться на прибрежном торгу, чем в бурю править нагруженным кораблём. Да и за самим кораблём можно было бы ухаживать получше. Шторм заставлял его стонать и скрипеть, и в плохо проконопаченные швы сочилась вода.

Когда Скьёльд в третий раз подставил волне борт и у промокших людей стали появляться на одежде сосульки – Одд поднялся на ноги и пошёл к нему на корму. Сидевшие ближе других потом утверждали, будто он при этом сказал:

– Нечего всем гибнуть из-за того, что один глупец здесь хозяин.

Скьёльд и в этот раз не пожелал ему уступить. И – полетел на палубу, сбитый с высокого кормового сиденья. Он не смог отползти далеко, потому что загодя привязался верёвкой. Вот и пришлось ему сидеть здесь же у борта и слушать, как Одд приказывал его людям.

А у Одда это получалось неплохо.

Он стоял на корме как приросший, и качка не могла его поколебать. Он сразу велел спустить парус до половины и подвязать его снизу – корабль пошёл ровнее и легче, и волны перестали захлёстывать.

– Женщины пусть возьмут вёдра и вычерпывают воду!

Тогда открыли трюм и увидели, что туда уже набралось порядочно воды. Ингунн первой спустилась под палубу и принялась за работу. Руки тотчас же занемели от холода, а потом и ноги, потому что стоять приходилось прямо в воде. Вёдер оказалось мало, и в ход пошли кожаные шапки мужчин. Постепенно вода перестала прибывать, и появилась надежда.

Так продолжалось весь день и почти всю ночь. Одд никому не позволил сменить себя у руля. Правду сказать, охотников было немного. У него посинели руки, державшие правило, и кто-то отдал кормщику свои рукавицы. Одд поблагодарил кивком.

Глядя на него, люди верили – где-то там, впереди, ждала безопасная гавань, и он не ошибётся, направляя туда корабль. Под утро ветер унёс войлочную шапку у него с головы, и стал виден длинный рубец на лбу, рассекавший левую бровь.

Ингунн продолжала вычерпывать воду, но если бы у неё было время оглянуться – она бы непременно подумала, что Одд не зря показался ей значительным человеком…

Зато Скьёльд внимательно посмотрел на его шрам. И на то, как он держал руль. И ничего не сказал.

Перед рассветом вдали заревел прибой, потом в темноте показались белые буруны.

– Это Люгра! – прокричал Одд.

Волны яростно кипели у скал, и он увёл корабль к подветренному берегу, где было потише, и велел взяться за вёсла.

С этой стороны скалы выглядели не такими крутыми, но пристать оказалось не легче: мёртвая зыбь с грохотом врывалась на песчаную отмель. Присмотревшись, Одд развернул корабль к берегу и приказал сесть по двое на весло, чтобы грести как можно сильней. Опытные мореходы поняли, для чего это делалось, и приготовились не жалеть рук.

Между тем их заметили с острова. В предутреннем сумраке ярко загорелись костры, и кто-то уже спешил с факелами к воде, выручать попавших в беду.

Потом Одд облюбовал волну вдвое выше других и велел грести так, чтобы трещали борта. Волна догнала корабль, и Одд сумел её оседлать, потому что люди хотели спастись и старались что было сил.

Кто-то задел веслом дно, и тяжёлая рукоять сбросила со скамьи обоих гребцов. Но дело уже было сделано: судно перелетело через гремевший о камни прибой и с маху пробороздило килем песок. Одд первым выскочил через борт и уперся плечом. Жители острова подоспели на помощь: множество рук подхватило корабль и живо втащило подальше на сушу, туда, где море больше не могло его достать.