Валентин Никора - За гранью игры

– Иван.

– Ну? – Я попытался сесть. – Чего?

– Кто такие фашисты?

Оба-на, это что же творится? В Империи впервые слышат о коричневой чуме? Блин, такая хорошая легенда об освобождении вселенной от коричневого ига Иваном Соколовым летела ко всем чертям! «Сволочи они», – хотел было сказать я, но вдруг понял, что придется объяснять еще, и кто такие сволочи. А об этом я имел весьма смутное представление. Пришлось выкручиваться:

– Э-э-э. Нацисты они живодеры. Людей сжигали, книги. Города взрывали.

– Зачем?

Во спросила! Хрен бы их знал, наверное, так им представлялось мировое господство.

– Удовольствие они от этого получали, – сказал я и мстительно добавил: – Сексуальное. У Гитлера с интимом плохо было, сифилисом бедняжка переболел.

Хотел было добавить, что Адольфу даже операцию делали, половину мужской силы отняли, да не стал смущать девушку. Зачем ей лишнее знать?

Аллана несколько мгновений о чем-то сосредоточенно размышляла:

– То есть фашисты размножаются почкованием в тот момент, когда они кому-то причиняют боль, убивают и разрушают?

Я поперхнулся от этой чудовищной логики:

– Хм. Не совсем. Размножаются они нормально, от женщин.

– Тогда я совсем ничего не понимаю, – вздохнула Аллана.

– Чего тут не ясно-то? – Я наконец-то смог сесть. – Удовольствие и дети – вещи разные, можно сказать, диаметрально противоположные.

Тут я вдруг спохватился, что Аллана может решить: удовольствие – это когда детей убивают, и тут же поправился:

– Я не это хотел сказать... В общем, любовь она важна ради любви в первую очередь, а дети – это лишь проявление этой самой любви.

Вот это загнул. Как доцент. Жаль, что наши ребята не слышали. А то мне памятник на родине полагается за укрепление русско-инопланетных отношений.

– Чувство ради чувства, – догадалась Аллана и просияла, точно девочка, получившая конфетку. – Я поняла, вы живете чувствами именно ради этих самых чувств, а интеллект вам помогает в этом.

– Ну да.

Аллана откинула голову назад и захохотала.

Оказывается, инопланетяне умеют смеяться. Да еще так красиво. Я удивился. Нет, я просто не ожидал, что смех может быть таким мелодичным, звонким, точно это ветер шевельнул серебряные колокольчики. Ну, или эту китайскую штуковину, что у Славки дома висит «Музыку ветра». Красиво, слов нет!

Вообще-то я в жизни многое видел и слышал, но такого никогда.

Аллана перестала смеяться. Нервное это у нее, что ли?

А я вдруг понял, что мне снова хочется услышать этот странный смех. Черт, что это со мной? Тут нужно думать, как из плена бежать, а не за инопланетянками приударять!

– Аллана. Возле тебя нет острого осколка стекла или лезвия какого-нибудь?

– Зачем?

– Веревки перерезать, руки затекли, – спокойно объяснил я.

– А, ты имеешь в виду электрошоковые нити-стабилизаторы?

– Ага, – сказал я и покосился на толстый канат, которым меня связали. – Именно эти нити я и имею в виду.

– Их целостность нельзя нарушить. Иначе освободившийся разряд просто разложит твой мозг на атомы.

Я вздрогнул. Ну да, а чего еще ждать от фашистов? Скоро появятся великие инквизиторы и начнут иглы под ногти пихать: «Открой тайну, несчастный! Где скрывается главный демон коммунизма Ленин?» А я им ничего, естественно, про Шушенское и Финский разлив не скажу. Меня еще в детском садике учили, что врагу нельзя открывать самую страшную тайну: самогону нужно хотя бы день побродить, да ночью не взорваться...

Да, странно я как-то устроен, мысли в голове снуют, но все как одна – дурацкие...

– Слушай, Иван, а ты тоже умеешь чувствовать?

Спросила!

– Умею, – буркнул я. – Не то чтобы сильно...

– И на что похожа любовь?

Я едва не брякнул, что «любовь – это канат, по которому черти лезут в ад», да вовремя прикусил язык. Школьные, да и более грубые армейские шуточки здесь явно не годились. И почему это не Гагарин первым столкнулся с инопланетянами? Вон как мужик улыбался, ему, пожалуй, ничего бы и объяснять не пришлось. А я что?

И стало мне грустно. Вдруг вспомнилась серьезная девочка Инна, с которой мы сидели за одной партой до шестого класса. Я сначала ее за косы дергал. Потом портфель ей носил. Мы даже пару раз подрались. Из-за ежа. Я Марье Ивановне, подслеповатой «англичанке», подарочек на стуле оставил. Обошлось без жертв. Инна выскочила из-за стула и спасла ежика. Мы потом две недели не разговаривали. Ну, дак, это во втором классе было. Дураком я был, не понимал, что взрослый человек ежа просто раздавит. А потом мы помирились. Меня в школе любили дразнить Чебурашкой. Я обижался, а Инна всем говорила, что размер ушей на умственные способности не влияет. И вскоре все меня стали уважать, не за лопоухость, конечно. Я же ходил и гордился своей Инной. М-да, жизнь течет какими-то странными кругами. Вечно меня девки из передряг всяких вытаскивают, аж неудобно. Все, с Алланой – это в последний раз! Это я – мужик, герой на коне и рыцарь, спасающий вселенную! Наверное... Хотя, чего это я? Без Алланы давно бы уже червей кормил...

– Ты чего молчишь?

– Думаю, – честно признался я. – Чувства очень сложно объяснить. В том-то вся и суть. Чувства нужны для того, чтобы их переживать, а не описывать.

– Пере-живать? – переспросила Аллана. – То есть чувства умирают, а ты живешь дальше?

Черт бы побрал эту инопланетную идеологию чистого разума! Эта журналистка не даром ест свой хлеб! Загнала-таки в тупик.

– Ну вот, к примеру, прихожу я к тебе с букетом роз. Что ты подумаешь? – Я принялся выкручиваться из глупого положения.

– Ну, полью эти цветы, на солнце поставлю. А подумаю, что это глупо. За цветами и растениями должны следить клоны. Это их работа, а не моя.

Так. Я начал психовать. Вот сижу тут связанный канатом, который на самом деле хитрая электроника и распинаюсь перед инопланетянкой. Куда ФСБ смотрит? Почему именно я должен вести разъяснительно-воспитательную работу? За что мне это все? Я же не педагог!

– Да что я, идиот, чтобы пальмы в кадке тебе таскать? Я принесу живые срезанные цветы. Нечетное количество, потому что четное дарят только покойникам и, кажется, мужчинам.

– Срезанные? – Аллана посмотрела на меня как в первый раз, во время моей неудачной высадки прямиком из этажа страха игры «Summer House». – То есть мертвые?

Честно говоря, такой подход к проблеме меня немного обескуражил. Я, значит, приношу девушке цветы, проявляю внимание, трачу деньги, а выясняется, что просто дарю трупы. Бр-р-р! Нет, с этими инопланетянами и свихнуться недолго.

– Да, трупы! – Ох, я и разозлился. – И все мы такие: некроманты хреновы. Любой христианин – вампир от природы: он не только каждую неделю кровь Творца пьет, но телом бога закусывает. И водка – это настойка из мертвых микробов, и цветы мы дарим только срезанные.