Феликс Разумовский - Аленький цветочек

– Порядок, – сообщил он Ивану. – Тётя Хая говорит, борт будет часов через восемь, заказан «Штопор». Сядет на радиомаяк американцев, но на всякий случай нужно развести костры. В общем, она еще позвонит…

– Ясно. – Скудин раскупорил «полярное сияние», щедро оделил всех допингом, выпил на сей раз и сам. Глянул на Звягинцева с Веней. – Вы. Понесёте оружие. И снаряжение. Двинулись. Время жмёт.

И первым взялся за плащ-палатку, на которой беспомощно раскинулся Буров. Следовало тихонько поблагодарить саамских духов хотя бы за то, что угробили научную аппаратуру. Не иначе, свихнутые учёные и её взялись бы тащить…

Капустин с Гринбергом ухватили плащ-палатку за другой край…

Когда, чуть живые от усталости, они добрались до лагеря, на часах уже было далеко за полночь. Наши волновались, не спали. Первой навстречу из лагеря выбежала Виринея. Она обошлась без ахов и охов – сразу и по-деловому устремилась к Бурову. Но… остановилась за несколько шагов, словно налетела на стену. Причём на стене этой явно было написано большими красными буквами: «Осторожно! Мины!» Народу, понятное дело, было не до Виринеи. Плащ-палатка проплыла мимо неё, не задержавшись, и мало кто заметил, как девушка упрямо сжала зубы и, словно преодолевая некую силу, шагнула вслед. Но на тонком плане бытия тотчас взорвался незримый заряд – Виринея шарахнулась, тяжело села наземь и беспомощно сгорбилась, прижимая руки к вискам. Перед глазами засновали огоньки, желудок поднялся к горлу, потом вывернулся наизнанку… Кого ни разу не накрывало страшнейшими приступами мигрени, тому не понять.

Остальные реагировали более по-земному. Даже Эдик выразил сочувствие. Вполне закономерно сочетавшееся с ненавистью к Скудину.

– Лучше бы тебя так шваркнуло, мудозвона. Один был чувак путёвый, да и тот теперь с отбитым мозжечком…

Видно, помнил, что благодаря Глебу остался мужеска пола. Такое, как говорят, до смерти не забывается. А впрочем, у кого как.

Правду скажем, интерес Эдика к происходившему на том и угас.

Зато проснулись американцы.

– Он о’кей? Вы же теряете его!

Братья во Христе всё поняли с полуслова, мигом включили радиомаяк, бросились помогать нашим с дровами. Костры раскладывали четырехугольником, как в славные партизанские времена. Уже под утро Гринберг услышал в кармане зуммер, вытащил трубку, послушал, кивнул.

– Да, я, тётя Хая… Шолом; тётя Хая. Мерси, тётя Хая…

Отключился и доложил Кудеяру.

– Борт на подлёте, пора зажигать.

По углам огромного четырехугольника загорелись костры, затрещали, принимаясь, еловые поленья, в нежно-пастельное утреннее небо потянулись густые, подсвеченные снизу пламенем дымные столбы. А из космической высоты уже слышался нарастающий грохот, и на обозначенный пятачок вскоре опустился ревущий монстр. Очередное чудо российской авиационной техники, возникшее ни дать ни взять из славного патриотического анекдота о сеялках, веялках и комбайнах вертикального взлёта. [149]Траву на безымянной поляне аккуратно примял колёсами секретный самолет «Штопор», получивший название из-за хитро закрученной антенны на носу.

«О, мама мия…» – Мисс Айрин встрепенулась, округлила глаза и во всю прыть рванула к себе: видно, шпионские страсти всё же возобладали. Джозеф Браун с восторженной улыбкой поднял вверх большой палец. Эдик, мирно тащившийся в раскладном креслице у вагончика, вздрогнул, разлепил веки и мотнул бестолковкой, как бы отгоняя привидевшийся кошмар: «Сучья жизнь, нет мне покоя. Весь кайф, сволочи, обломали…»

Тем временем смолк рёв турбин, откинулся фонарь кабины, и с крыла машины на землю спрыгнул военлёт с погонами майора.

– Вызывали? Который тут Евгений Додикович? Пусть пляшет, ему пакет от тёти Хай. Кошер, маца и цимес.

– Кошер?.. – Бесцветный от изнеможения Гринберг равнодушно принял увесистый свёрток и сделал над собой видимое усилие, чтобы поблагодарить. Потом махнул рукой: – Принимайте раненого, майор. Инструктажем охвачены? Куда везти, знаете?

– А то. Уплачено ведь. – Военлёт кивнул, почёсывая уставший под шлемом затылок, повернулся к машине и буднично заорал: – Сева! Распечатывай, трёхсотого [150]будем грузить.

Заурчали моторы, в брюхе летучего красавца открылся люк. Глеба осторожно подняли в бронированное чрево… Иван, Женя и Борис с большим трудом заставили себя разжать руки, передавая заботу о своём побратиме чужому и, в общем-то, равнодушному человеку, для которого их единственный Глеб был не более чем шифр на бумажке… Майор посмотрел на их лица и что-то понял: молча взял под козырёк, влез в кабину, и «Штопор», жутко загрохотав, стремительно ушёл в небеса.

Так случилось, что его отлёт оказался трижды зафиксирован на снимках. Мисс Айрин устроилась в кустах и, скорчившись в позе эмбриона, самозабвенно щёлкала затвором маленькой камеры. Красивые глаза, в которых все уже привыкли видеть только развратный блеск, на сей раз светились упоением и бешеным восторгом.

– Счастливого пути, Глебка, – пробормотал Капустин.

Самолёт, который они только что провожали глазами, уже мчался на прежней спутниковой высоте. Скудин ссутулился, судорожно вздохнул и медленно побрёл к берегу озера. Свирепому Кудеяру жгли глаза слезы. Над лагерем опять висела первозданная тишина. Такая первозданная, как будто ничего не произошло. Только костры продолжали трещать. Костры, так похожие на погребальные.

Маша… Марина-Марьяна… И с нею дитя, которому они даже имени не успели придумать. Где они? На каких небесах?

А теперь… в одно лето… Бабушка Тома, казавшаяся ему вечной… И Глеб…

«Родные мои, что я здесь без вас делаю? Хочу к вам…»

На следующее утро погода резко переменилась. Налетел порывистый злобный ветер, и сразу похолодало. Из-за гор приплыли низкие тучи, напоролись на верхушки ёлок и навсегда застряли над лагерем. Пошёл нескончаемый и очень сильный дождь. Он, впрочем, не помешал егерю Данилову обнаружить трупы зэков. Все девять, аккуратно продырявленные пулями. «Хорошо постреляно, однако…» – усмехнувшись, старый саам забрал патроны, оставшиеся в украденных беглецами автоматных рожках. Калибр подходящий, для «Сайги» пригодится… Постоял, покурил, закрываясь от ветра, и отправился радовать милицейское начальство. Забирайте, однако, пока свежак, а то протухнет, Хозяин [151]сожрёт…

Расширить рацион топтыгину чекисты не дали. Уже через несколько часов за трупами пригнали взвод вэвэшников. Те живо обкорнали у всей девятки головы и кисти рук для опознания, а остальное, не миндальничая, побросали в расщелину. Сами, то бишь, не съели и другим не дали.

А дождь всё не прекращался, лил как из ведра. «Кошками и собаками», – говорят англичане. «Вилами ручками вверх», – вторят из-за океана. Какие геоактивные зоны, какой реликтовый гоминоид! С мокрьм исподним не до поисков истины. Целыми днями наши и американцы сидели безвылазно в лагере – читали, смотрели видео, играли в игры интеллектуальные и азартные.