Феликс Разумовский - Аленький цветочек

Грин (Гринберг) Евгений Додикович, капитан государственной безопасности, 1968 года рождения. Телосложение худощавое, рост средний, цвет кожи смуглый, волосы – чёрные, вьющиеся, глаза карие, миндалевидные. Национальность – русский. Образование среднее. Личный номер Ж-682317, агентурные клички: Поц, Пархатый, Сикарий, [30]Зелёный, Брат Каплан. В совершенстве владеет стрелковым и холодным оружием, приёмами защиты и нападения. Курит мало, алкоголь употребляет в случае необходимости, любит бифштекс с кровью, гефилте фиш [31]и стройных голубоглазых женщин, преимущественно блондинок. Представляет особую опасности при задержании.

Умеет, выделить главное и сосредоточить усилия на ключевых участках профессиональной деятельности. Принимает обоснованные решения, стремится действовать нестандартно, не боится взять ответственность на себя…

Евгений Грин в отличие от однофамильца Александра не писал дивных книжек о любви и приключениях на далёких морях. Говоря откровенно, он книжек особо и не читал. Некогда было. Безопасность Родины отнимала все соки и время. А виной тому были дурные гены Евгения Додиковича по мужской линии. Прадед, Аарон Абрамович, охранял знаменитый Гохран и ни на миг не забывал мудрую истину: что стережём, то и имеем. После него осталась ёмкость (по непроверенным слухам – здоровенный горшок) кое с чем, зарытая где надо, и маузер-раскладка с надписью: «Борцу с мировой буржуазией Аарону Гринбергу». Дедушка, Самуил Ааронович, радел о достоянии республики не меньше прадедушки. Он трижды был репрессирован, что не помешало ему вместе с генералом Серовым спереть из Берлина корону бельгийской империи. После него остались уже двеёмкости кое с чем, зарытые где надо, и двакомплекта оружия с дарственными надписями. Папа, Додик как-бы-Семёнович, был заслан резидентом в Штаты и до сих пор сидит себе тихо где-то в Иллинойсе. Так тихо, что не могут найти. Ни наши, ни ЦРУ с ФБР…

А вот Женя Грин вливался в чекистские ряды с трудом. Органы безопасности ещё не очухались от очередной волны отъездов и политику держали бескомпромиссную: «жидов не берём!» Ну да на всякую хитрую гайку, как известно, найдётся и болт с резьбой. Бедному еврейскому мальчику не дали пропасть тетя Хая, дядя Моня и чекист-орденоносец, престарелый, но несгибаемый рабби Розенблюм, помнивший ещё геройского гринберговского прадеда. Сели на «Стрелу» и поехали брать Москву измором. И взяли, что характерно. «Ладно! – сказала Родина. – Банкуйте, хрен с вами!» После чего Женя Гринберг получил всё, что хотел, и даже более. Его научили быстро бегать, метко стрелять, прыгать с парашютом, крушить империалистам, прямо скажем, не только плавающие ребра… и, навесив погоны прапорщика, загнали на чужбину кормить москитов и мух цеце. Не раз в минуты душевного смущения Грину хотелось плюнуть на всё, выкопать один из дедушкиных горшков и рвануть в Иллинойс к папе. Но он крепился, вынимал пожелтевшее фото прадеда, вглядывался в его мужественные черты. Аарон Гринберг был запечатлен на боевом коне, с кривой шашкой наголо, ветер раздувал его густые, лихо закрученные пейсы. На сдвинутой на ухо, истёртой в классовых сражениях камилавке [32]чётко выделялась пятиконечная звезда…

«Вот это вонища!», – восхитился Скудин, вбегая в тускло освещённый подъезд. Поднявшись на второй этаж, он остановился перед обшарпанной, украшенной подозрительными пятнами дверью. Дверь эта от сотворения мира не знала краски и кисточки, зато на соответствующей высоте красовался характерный потёк, липко продолжавшийся на полу. И вообще чувствовалось, что усилия губернатора по расселению коммуналок не скоро ещё достигнут окончательной цели. Резиновый коврик у порога был вытерт до дыр, кнопки звонков гроздьями висели на проводах, и к ним страшно было притрагиваться. Каждой кнопке соответствовали разномастные, вкривь и вкось сделанные подписи. Фамилии у гриновских соседей были одна к одной. Писукины, Калогрёбовы, Вшегоняловы… и ещё легион точно таких же. Случайный человек призадумается, стоит ли подходить близко к подобной двери и уж тем более в неё звонить. Скудин случайным человеком не был. Он хорошо знал, куда шёл. Он надавил первую же кнопку и не дрогнул, когда голые провода ответили фонтанчиком электрических брызг. Где-то наверху еле слышно заурчал сервомотор видеокамеры, потом щёлкнули, отпираясь, электромагнитные замки, и массивная, идеально закамуфлированная бронедверь отворилась.

– Здравствуйте, Иван Степанович.

На пороге застыла стройная, распутноглазая девица, при взгляде на которую Скудин почему-то вспомнил инфернальную горничную из «Мастера и Маргариты». На той, как известно, не было ничего, кроме кокетливого кружевного фартучка, белой наколки и золотых туфелек. Гриновская девица была одета, но одета по принципу «более чем нагая». Скудин уже видел её однажды, и звали девку… Ванда? Хелена? Брунхильда? Матильда? Колетта-Полетта-Жанетта-Жоржетта-Мриэтта?.. По мнению Скудина, радость от подобных подружек-однодневок была более чем сомнительная. «И ещё за Виринеей ухлёстывает, стервец…»

– Меня Бригиттой зовут, – девица закрыла дверь, обворожительно улыбнулась и, оставляя за собой в воздухе волну тонкого благоухания, повела Ивана в недра квартиры. – Пожалуйте в малую гостиную, Евгений Додикович сейчас будут.

Никаких соседей, да ещё с указанными выше фамилиями, в этой квартире, естественно, не наблюдалось. Всеми её квадратными километрами Евгений Додикович повелевали единолично.

Скудин равнодушно прошагал по узорчатому паркету, изрядно-таки на нём наследив: его ботинки, пострадавшие от Ритиного потопа, так и не успели просохнуть. Наконец Бригитта распахнула перед ним последнюю дверь, и «сундук мертвеца» со стуком встал на пол в небольшой (по местным масштабам) комнате, выдержанной в стиле постперестроечного ренессанса. Тотальный евроремонт, немецкие стеклопакеты, французские жалюзи, японская электроника и, естественно, итальянская мебель. На стене – портрет хозяина дома во весь рост, маслом, по полной боевой. В «афганке», с «абаканом» в руках, на фоне горящего американского танка «М-66».

– Располагайтесь, Иван Степанович. – Бригитта, словно заправская стюардесса, указала Ивану на кресло, но в это время дверь снова раскрылась, и в гостиной появился Гринберг. Во рту он держал трёхдолларовую сигару «Корона коронас», какую обычно курят биржевики.

– Салют, командир. Э, а с руками у тебя что?..

На руках у Кудеяра красовались повязки, сообща намотанные Ритой и Клавой. Аккуратные белые бинты успели вымокнуть и запачкаться. Иван отмахнулся:

– Да так…

Гринберг допытываться не стал.