Вадим Панов - Занимательная механика

Она была искусником, только что потерявшим близкого человека.

Она была очень злым искусником.

И вся отрава, что в мизерных дозах распылена в московском воздухе, вдруг полетела в салон «Опеля». Через воздухозаборники, приоткрытые окна и щели. Вся отрава, до которой сумела добраться жаждущая мести Испанка.

Первый прибыл на место происшествия быстро, однако позже милиции. Показал документы, прошел за ограждение и наклонился к лежащему на носилках Третьему:

— Плечо, ерунда, — буркнул тот. — Легкое не задето, оклемаюсь.

— Вот и хорошо. Держись, Лешка. Двоих ты уложил. Расплатился за ребят.

Третий лихорадочно посмотрел на командира:

— Там был еще кто-то!

— Свидетели говорят — белокурая женщина. Их спутница.

— В нее я тоже стрелял. Я не мог промахнуться!

— Она ушла.

— Не может быть… — Третий нахмурился. — Если я попал в них, я должен был попасть в нее. Метров шесть — не дистанция… Я видел ее силуэт, этого достаточно.

— Она ушла, — повторил Первый.

— А Седьмой? Вовка ее перехватил?

Первый покачал головой.

Ничего не ответил. Молча пожал Третьему руку и направился к «Опелю», возле которого в задумчивости стоял врач.

— Что скажете о причинах смерти?

— Ничего.

Седьмой и два его помощника так и не вышли из машины. Сидели в расслабленных позах. Мертвые. С посиневшими лицами. Под ногами валялись выпавшие из рук пистолеты.

— Если бы это не прозвучало фантастикой, я бы сказал, что они отравились, — хмуро продолжил доктор. — Конечно, окончательное заключение можно дать только после вскрытия, однако впечатление такое, будто из салона неожиданно исчез кислород. Точнее, его вытеснил другой газ. — Врач угрюмо посмотрел на Первого. — Короче: ребятам стало нечем дышать.

— Разве смерть в таких случаях наступает мгновенно? У них должно было остаться время, чтобы покинуть машину.

Доктор молча развел руками.

— Вы правы, — ровно произнес Первый после короткой паузы. — Ваше предположение — фантастика.

— Извини, что отвлекаю, — попросил прощения Волков. — Но я обещал Степану.

— Ерунда, — махнул рукой Стрекалов. — Тебя я всегда рад видеть. К тому же… — Он посмотрел на часы. — Сейчас ужин принесут. Будешь бутерброды?

— Не откажусь.

— Вот и договорились.

На стеклянную фабрику Ильи Федор заехал по пустяковому делу: позвонил сын и попросил передать с «дядей Петровичем» забытую дома футболку. Спорить со Степаном Очкарик не стал, бросил важную для сына тряпку в машину, а под вечер заехал к другу.

— Как дела у тебя?

— Разбогател сегодня на полмиллиона. — Стрекалов сладко зевнул. — Пустячок, а приятно.

— Да я не об этом, — хмыкнул Федор. — Как твои дела здесь?

— А-а… — Помощница внесла ужин: тарелку с сэндвичами, салат и чай. Петрович дождался, когда она покинет кабинет, и улыбнулся: — Здесь все отлично.

— Какой сюрприз готовишь на этот раз?

— Это будет… — Илья шумно выдохнул: — Это будет необычно.

Волков не сомневался, что услышит в ответ именно такие слова. И в том, что Стрекалов действительно удивит, что создаст нечто такое, что заставит крутить головами понимающих людей.

Вот только где они — понимающие?

Представление своего первого достижения Петрович обставил по всем законам шоу-бизнеса. Он устроил большой прием в загородном особняке, на который съехался цвет московского бизнеса. Никакой богемы и светских львиц, только серьезные люди, способные, как надеялся Илья, оценить его работу. Играл струнный квартет, гости попивали шампанское и беседовали о разном. В какой-то момент в зал на тележке ввезли нечто прямоугольное и высокое, и после краткой вступительной речи Стрекалов лично сбросил бархатное покрывало с предмета своей гордости: выполненных из стекла напольных часов. Ни грамма пластика, ни единого металлического винтика, только самое обычное стекло, которое заставили отмерять время. Уникальный артефакт…

По-настоящему он заинтересовал только троих гостей, еще двое выразили удивление, остальные восприняли стеклянные часы как забавную игрушку. В эпоху высоких технологий и конвейерной сборки уважение к труду, к мастерству отдельного человека рассеивается. Зачем создавать стеклянные часы, если время считают едва ли не все окружающие приборы: компьютер, телефон, музыкальный центр и даже газовая плита? Баловство какое! Стрекалову похлопали, а минут через пять о часах забыли.

Примерно так же отреагировала и широкая публика. Журналисты, которых Петрович собрал на пресс-конференцию, радостно сожрали выставленное угощение, а затем преподнесли увиденные часы или как ловкий рекламный ход вышедшей на рынок фабрики, или как причуду мультимиллионера. Да и стоит ли говорить о всякой ерунде, когда мы только что пережили страшную «проблему 2000», а теперь подоспел птичий грипп и другие раскрученные ужасы, интересующие публику гораздо больше, чем какие-то стекляшки?

К чести Стрекалова, он пережил болезненный удар по самолюбию сравнительно спокойно. Не опустил руки, не разочаровался в людях, не изменил своему увлечению. Нет славы? Нет признания? Плохо, конечно, но… в первую очередь я занимаюсь любимым делом для себя. Я поставил перед собой цель и иду к ней. Все остальное — вторично.

— Намекни хоть, чего ждать, — попросил Федор, дожевывая второй бутерброд. — Интересно же!

— Намекнуть… — Илья улыбнулся, затем покопался в ящике стола и протянул Очкарику стеклянную поделку: — Пожалуйста!

Волков вытер руки салфеткой и осторожно взялся за предмет. Колба, из которой выходят стеклянные трубочки.

— Оборудуешь химический кабинет?

— Ты просил намекнуть, а не рассказать, — усмехнулся Петрович. — Придет время — увидишь.

— Вредный ты.

— Какой есть.

«Да уж, какой есть…»

Стрекалов убрал колбу на место. Его осторожные, но уверенные движения и блеск в глазах напомнили Волкову вчерашний разговор с Яшей Рыжковым. И его собственную фразу, сказанную об Илье: «Человек нашел себя».

«Нашел?»

— Петрович, — неожиданно спросил Очкарик. — Зачем тебе это?

Илья не удивился. Словно знал, что рано или поздно Федор спросит. Когда поймет, что стекло для друга не просто хобби, не причуда, не блажь. Переспросил:

— Зачем?

— Да.

Улыбнулся:

— Я тебе отвечу, Очкарик, но хочу, чтобы прежде ты ответил на мой вопрос.

— Задавай.

Волков догадался, о чем его спросит друг. Все-таки не первый год рядом, притерлись уже, и не нужно дополнительных фраз, чтобы понять — начался разговор по душам.

— Почему ты пошел в милицию?

— Потому что это — мое.

— До сих пор так думаешь?

— Да.

— И всем доволен?

— Хочешь, чтобы я ответил честно?

— А как еще?

Стрекалов смотрел на друга очень внимательно, цепко, искал малейшую фальшь. Ему было важно услышать ответ, потому что он понимал: реальные милицейские будни имеют мало общего с обывательскими представлениями о них. Чуть меньше двадцати лет назад романтически настроенный юноша Федор Волков надел погоны, что от него осталось? Прожженный циник? Карьерист? Разочаровавшийся неудачник, ждущий пенсии по выслуге лет?