Вадим Панов - Занимательная механика

— Зачем? Этот раунд за Механикусом, а Собиратель мертв…

— Я бы на твоем месте не была столь уверена, — усмехнулась Проказа.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Гончар.

— Собиратель был у Чеканщика. Кто знает, какие монетки он приобрел?

Гончар надавил на тормоз так резко, что идущая следом машина едва не вписалась в задний бампер «Доджа».

— «Второй Шанс»!

— Наконец-то!

— Черт! А ведь ты права!

— Что бы ты без меня делал?

Автомобиль замер в среднем ряду, и, судя по артикуляции объезжающих «Додж» водителей, они были прекрасно осведомлены о маме Гончара и его сексуальных наклонностях.

— Собиратель уверен, что мы не будем его искать, — продолжил Гончар. — И наверняка вернется домой. А мы тут как тут!

— Логично, — согласилась Проказа.

— Едем!

— А по дороге давай подумаем, почему Собиратель тебя продал?

— Разве это важно?

Женщина вздохнула, всем своим видом показывая, как это трудно: быть умнее всех.

— Волков только что узнал об искусниках, он нейтрален. Подумай сам, чем Механикус мог его купить? Какие аргументы привести?

— Не знаю, — сдался Гончар. — Какие?

— Я думаю — никакие, — несколько свысока произнесла Проказа. — Я думаю, Собиратель узнал очередную тайну, узнал некий связанный с Механикусом факт. Например, чем тот сейчас занимается. И именно поэтому решил тебя продать. Понимаешь?

Гончар нахмурился:

— В любом случае, у нас будет возможность задать Волкову этот вопрос.

Смерть — событие индивидуальное, глубоко личное.

Даже если встречаешь ее в компании коллег по несчастью, например, во время массовой казни или в бою, ты все равно переживаешь смерть самостоятельно, ни с кем не делясь ощущениями. Одних выворачивает наизнанку, другие спокойны и сосредоточенны. Одни страдают, другие терпят. Третьи даже не понимают, что перешли черту.

Волков, как это иногда бывает, боли не почувствовал. Вторая пуля Проказы влетела ему точно в сердце, лишив организм возможности агонизировать, а Федора — спорной радости предсмертных мук. Во время которых ты понимаешь — конец, но, как последний идиот, надеешься — а вдруг?

Боли не было. Лишь тело превратилось в вату. Безвольно рухнуло на пол и даже сил закрыть глаза не осталось.

Все ушло.

«Это смерть?»

Не было огромного подвала и мельницы, плеска воды и бетонного пола, не было тела и не было времени. Не было ничего, но, черт побери, почему он понимает, что ничего этого нет?

«Почему я понимаю?»

Это смерть?

Не было света, и не было тьмы.

Волков стал невероятно огромен, больше планет и светил. Он летел между ними, шутя прикасаясь бесплотными пальцами к звездным скоплениям. Резвился среди галактик и нырял в черные дыры. Он стал Вселенной.

Он стал маленькой частичкой Вселенной. Крошечной, незаметной. Пылинкой, что затерялась на бетонном полу.

Это смерть?

Он видел себя, окровавленного, мертвого. Он прощался с собой.

И вдруг услышал:

«Плата принята!»

Это смерть?

А потом ему стало очень-очень больно.

— А-а!

Не в силах справиться с горящим внутри огнем, Федор покатился по полу, рыдая, и царапая ногтями бетон, ругаясь, плюясь и вопя.

— А-а!!

Рефлекторно поднялся на четвереньки, его стошнило, выгнуло дугой, а потом руки ослабли, и он упал лицом в вонючую жижу.

— А-а!!!

Отвратительный запах вызвал очередные спазмы. Очкарик закашлялся, откатился в сторону, не сразу понял, что вспышка дикой боли миновала, а когда понял — сел на пол и огляделся мутным, едва осмысленным взглядом.

— Со стороны это выглядит забавно.

Волков повернулся на голос. Расплывчатое пятно. Потер глаза, проморгался, вгляделся: Оружейник. Полулежит, опираясь спиной о стену мельницы, и поглаживает скулящего Серафима.

— Я…

— С возвращением, Собиратель Тайн.

«С возвращением?»

И сразу же вспомнилось: перекошенное лицо падающей набок Проказы, харкающий огнем автомат, отсутствие боли, отсутствие тела и… «Плата принята!»

Волков сплюнул, криво усмехнулся, увидев, что слюна смешана с кровью, опустил голову и посмотрел на грудь. На мокрой от красного рубашке два круглых отверстия. Под ними — целая, здоровая на вид кожа. Никаких шрамов. Никаких знаков.

«Плата принята!»

— Я знал, что ты не уйдешь от Карпова без монеты Второго Шанса. Ты ведь Собиратель Тайн, ты должен был выведать у Чеканщика все. — Старик кашлянул.

— Я не ошибся.

«Второй шанс! Мне дали второй шанс!» Удивленный Сан Саныч. Черный с золотом кругляш с вечно меняющимся узором. Плата, за которую можно купить жизнь.

Федор посмотрел на старика:

— А твоя монета? Или ты ждешь, когда…

— Потратил я ее. Давно уже потратил… — Оружейник перевел взгляд на Серафима. — Если бы не он, я бы уже тогда… Надоело все. Честное слово, надоело…

Очкарик поднялся на ноги. Он знал, что издает отвратительный запах, ему был неприятен привкус во рту, однако в первую очередь следовало оглядеться.

По-настоящему. Внимательно.

К картине, которую помнил Федор, добавились четыре трупа: два у основания лестницы, один на ступенях, один наверху, у двери. Черная форма, черные маски, короткие автоматы. Люди Шипилова? А кто же еще?

— Стреляли по нам из вентиляции, — сообщил старик. — Их тоже убили. И еще тех, кто все это затеял. Они никого не щадят.

— Гончар? Проказа?

— Три Палача, — ответил Оружейник. — Самые плохие обитатели этого города.

— Что за твари? Искусники?

— Призраки. Гончар умеет их вызывать.

Старик снова закашлял, застонал. Серафим тоскливо взвыл. Судя по всему, Оружейнику оставалось недолго.

— Хочешь воды?

— Ну ее к черту!

— Как скажешь. — Волков уселся рядом, подумал и признался: — Я знал о засаде.

— Ты ведь Собиратель Тайн, — слабо улыбнулся старик.

— Это я вас подставил.

— Надеюсь, у тебя был повод.

Он умирал, а потому имел право знать правду.

— Механикус помогает моему другу, и я не хочу, чтобы Гончар добрался до них, — произнес Федор, глядя старику в глаза. — Надеялся свести Механикуса и Гончара здесь, чтобы они выяснили отношения вдали от посторонних, но не получилось.

— Не оправдывайся. Оправдания придумали бездельники и трусы. А мы делаем то, что считаем нужным. И отвечаем за это.

— Я не оправдываюсь. Просто говорю, что еще ничего не закончилось.

— А-а… — Оружейник вновь погладил Серафима. Жест показался Волкову слабее предыдущих. Рука едва поднялась.

— Знаешь, Собиратель, ты мне никогда не нравился.

— Почему?

— Тайны… Иногда их лучше оставлять обладателям. Не лезть в душу.

— Я ловлю преступников.

— Не всегда, Собиратель, не всегда. Бывает, ты ломаешь жизни.

— Я делаю то, что считаю нужным. И отвечаю за это.