Ник Перумов - Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 2

– Всё это неважно, доблестная гнома. – Этлау кивнул на приближающегося Спасителя. – Вот у Него своё мнение по поводу того, кому жить, а кому – нет. Мы среди последних. Как Он считает.

– И что же ты предлагаешь, монах? – Как всё-таки болит сердце. И глаза. Так хочется заплакать, прижаться щекой к камням и взвыть в голос.

Потому что он, обманщик Сфайрат, был Аветусом Стайном. И она, Клара, не распознала подмены.

– Спасителя не победить силой оружия. Но кто-то попытался. И… ранил Его. Я чувствую надлом, милостивая госпожа Клара. Думаю, ты, многомудрая гнома, тоже.

– Надлом… – Сотворяющая задумалась. – Не знаю, инквизитор. Его сияние ослепляет… мы, Подгорное Племя, никогда в Него не верили и Ему не поклонялись… за небольшим исключением.

– Надлом есть, – уверенно заявил инквизитор. Он больше не дрожал, словно на что-то решившись. – Вот уж не думал… но после того, что Он со мной сделал… на какой союз пошёл…

Речь инквизитора становилась всё более бессвязной, на бледных щеках проступили лихорадочно-алые пятна.

Клара с тоской огляделась – над краями опрокинутой пирамиды во множестве мест поднимался дым, зажжённые драконами пожары не утихали, хотя, казалось бы, чему так долго гореть среди сплошного камня?

В сошедших с ума небесах над медленно спускающимся Спасителем бесились багряные облака, стянувшиеся к Утонувшему Крабу со всех сторон света. С багрянцем смешивался тёмный жемчуг облаков пара, поднимавшихся с поверхности кипящего океана; что творится ещё дальше в море, Клара, конечно, не видела. Оставалось лишь гадать.

И всё-таки Спаситель спускался заметно медленнее. Существенно медленнее. Брови гневно сдвинуты, но за яростью читается и боль. Странно – разве может такое создание её испытывать?

Надлом, сказал этот странный инквизитор. Кто-то дерзнул выступить против Него. Что случилось с храбрецом – или храбрецами, – нетрудно догадаться. Однако чем-то они Его достали, какое-то оружие таки оказалось действенным. И, наверное, недаром Он не может в один миг очутиться на земле. Спаситель точно пробивается сквозь незримую преграду – не оттого ли так медленны Его шаги? Или есть что-то ещё?

«Помни, всемогущих не существует, – поучал тогда ещё совсем юную Клару Хюммель душевный добряк и любимый – в те времена – наставник, а именно – мессир Архимаг Игнациус. – Если сила представляется тебе именно всемогущей и бездействует, то она или не всемогуща, или подчиняется неким законам высшей категории». Не ахти какое откровение, но сейчас подходит.

Что сдерживает тебя, Спаситель? Ты уже здесь, в Эвиале. Так что же? Что?!

…Твой знак – перечёркнутая стрела – на достопамятной скрижали, разрубленной мечом Сильвии. Скрижали, как я теперь знаю, сдерживали Западную Тьму. Но когда и как на них появились Твои символы, Спаситель?

Клара затаила дыхание, забывая сейчас обо всём, даже боль в сердце куда-то отступила – чародейке казалось, что она застыла, покачиваясь, на краю, ещё шаг – и всё, ей откроется истина.

Скрижали несут на себе отпечаток силы Спасителя. Они сдерживают Западную Тьму. А что, если для последнего рывка Ему нужен встречный удар? Окончательный прорыв той самой Тьмы, кою либо запер Он сам, или же заперли Его именем?

Что, если Он ждёт именно этого? Этого прорыва, после чего у Эвиала не останется даже призрачной надежды?!

Пророчества Разрушения. Высвобождение Западной Тьмы…

…Её, Клары, лицо в чёрной туче над погибшим Арвестом…

Но Западная Тьма надёжно скована. Да, скрижали разрублены, но мрак не ринулся на Восток всесокрушающим потоком. Так почему же должен устремиться именно сейчас?

Если только эту Тьму не выпустят на свободу. Намеренно или случайно.

Кэр!..

Словно отвечая чародейке, из глубин донёсся новый удар, отзвук прокатился по ярусам и пирамидам, обрушивая уцелевшее после драконьей атаки. Багряные тучи закручивало спиралью, словно их затягивала в себя зияющая пропасть исполинского конуса, врезавшегося в плоть Эвиала, словно копейное навершие.

Забыв об осторожности, орки Уртханга выбирались наружу, изумлённо глядя вверх. Не все могли выдержать взор Спасителя-во-Гневе, некоторые даже опустились на одно колено, словно благородные нобили перед королём; Кларе захотелось крикнуть, что Он не заслуживает подобных почестей, что Он пришёл сюда просто пожирать и что такому не кланяются, но в этот момент из пропасти донеслись тяжёлые хлопки широких кожистых крыльев. Сердце у Клары оборвалось, она бросилась к краю уступа.

Из тёмных глубин опрокинутой пирамиды медленными и натужными взмахами поднимался огромный чёрный дракон. Перепонки надорваны, некогда блестящая чешуя брони пробита в нескольких местах, и в бездну тянутся тонкие кровяные шлейфы.

Но исполинские чёрные полотнища мерно вздымаются и опускаются, несмотря ни на что. Дракон летит, выбираясь из жадной, всё поглощающей бездны, и в пасти его клокочет пламя, готовое вырваться наружу истребительным потоком.

– Аве… – вырывается у Клары, и она вынуждена сморгнуть – потому что в глазах стало совсем мутно от подступивших слёз.

«Не так-то легко меня прикончить, Клара . – Голос в её сознании был тоже голосом Аветуса Стайна. – Что дальше, чародейка? Решай, и поскорее, пока я ещё могу летать!»

– Смотрите, кирия. – Райна нагнулась, подбирая что-то с окровавленных плит.

Череп. Крошечный череп нерождённого ребёнка. Желтоватый и блестящий, страшная игрушка магов, не дающих несчастному покоя уже столько веков после смерти.

А вот у неё самой детишек так и не случилось…

Хотя она может. Да-да, может. В триста человеческих лет от роду. Одно из маленьких преимуществ мага Долины.

Спаситель замер в какой-нибудь сотне шагов от Клары, неподвижно зависнув над землёй. За Его спиной, высоко в небе, бешеным круговоротом мчались багровые тучи, завывали ветры, разрывая в клочья валящий из развалин опрокинутой пирамиды дым; однако вокруг Клары воздух застыл в тяжкой, давящей неподвижности.

«Решай, чародейка! – вновь прогремело неслышимое другими. И вновь, уже куда мягче: – Я мечтал об этом. Много десятилетий. Выйти на бой с тобой плечом к плечу…»

– Никогда не думал… – бормотал тем временем Этлау, не отрывая взгляда от недвижного Спасителя. – Что узрею… собственными глазами… Его, который… – Он внезапно сорвался на визг: – Который меня изувечил! Который меня продал! Меня и всех остальных!..

Скрюченные пальцы инквизитора вцепились в замызганное одеяние – на груди, там, где следовало висеть перечёркнутой стреле, символу Спасителя.

– Орче! Капитан! Нет ли среди твоих хоть одного, кто бы в Него веровал? – громким, но нежданно твёрдым голосом окликнул Уртханга инквизитор.