Вадим Панов - Королевский крест

— Хорошо, Копыто, буфет тебе миллион. И игру я тебе найфу… Есть на примете… Но смотри: проиграешь — можешь сразу ифти вешаться.

Дачный поселок Переделкино.

Ближнее Подмосковье,

4 ноября, четверг, 16.18

— Пятьдесят тысяч?!! — Мамоцких изумленно вытаращился на Чернышева. — Вы сказали: пятьдесят?

— Да, синьор, ровно пятьдесят, — подтвердил Роберто. — Хотите — наличными, хотите — чеком.

— Чем же они столь знамениты?

— Для широкой публики — ничем, — спокойно ответил Чернышев. — Обычные карты восемнадцатого века. Предмет, безусловно, интересный, но не редкий, я специально уточнял у коллекционеров — даже особого разрешения на их вывоз не потребуется. Для меня же шкатулка — семейная реликвия. Она передавалась из поколения в поколение, мои предки берегли ее. К сожалению, во время революции шкатулка пропала, каким-то образом оказалась у вас…

— Законным образом, — уточнил Мамоцких.

— Я не ставлю под сомнение ваше право, — поднял ладони Роберто. — Вы владеете вещью, которая крайне дорога мне. Я достаточно богат, чтобы предложить за нее хорошую цену. Мы договоримся?

Разговор проходил в гостиной, из окон которой открывался прекрасный вид на запущенный сад. Мужчины сидели за круглым столом, покрытым кружевной скатертью, и пили чай из красивых фарфоровых чашек, украшенных изящными медальонами с медвежьими головами. Похожее изображение было вырезано на стоящем в углу дубовом буфете — монументальном произведении мебельного искусства девятнадцатого века. Медвежья голова — один из элементов родового герба Чернышевых: Роберто не сомневался, что и сервиз, и буфет украдены из поместья его предков. Что еще можно найти в старом переделкинском доме? В чьих еще усадьбах побывал прадед облезлого Ефима?

От размышлений Чернышева отвлек голос Мамоцких:

— Знаете, что я думаю? — безапелляционно заявил Ефим. — Я думаю, вы врете! Вы лгун!

— Что? — Роберто недоуменно посмотрел на собеседника. — Что вы имеете в виду?

— Я думаю, вы узнали, что карты представляют большую ценность, и пытаетесь задешево купить их у меня. Вы проходимец. И никакой не Чернышев! — Мамоцких потрогал себя за унылый нос. — Убирайтесь!

— Как знаете, — пожал плечами Роберто. — Можете оставить карты у себя и начать поиски желающих купить за большие деньги. Когда убедитесь, что таковых не существует, позвоните. — Чернышев положил на стол визитку. — Но предупреждаю: при нашем следующем разговоре я предложу за них не более пятнадцати тысяч.

— Неужели?

— А вы проверьте. — Чернышев поднялся и направился к прихожей. — Всего наилучшего.

— Подождите!!

Окрик прозвучал, когда Роберто взялся за плащ. Чернышев обернулся и увидел, что возле Ефима выросла неопрятная старуха в черном. Когда она принесла чай, Роберто решил, что это прислуга, потом понял — мать. Она не присутствовала при разговоре, но, судя по всему, подслушивала за дверью и теперь выговаривала непутевому сыну.

— Уходите, — жалобно попросил Мамоцких.

— Не смейте! — властно велела старуха. Чернышев усмехнулся и вернулся в гостиную.

— Где ты будешь искать других покупателей? — Родительница уперла руки в бока и нависла над своим чадом тенью отца Гамлета. На верхней губе яростно подрагивала гигантская бородавка. — Пойдешь в скупку? Или к оценщикам? А если попадешь к бандитам? Ты ведь такой доверчивый, тебя обманут или отнимут…

— Не отнимут, — буркнул Ефим.

Мамоцких-мама оказалась не такой дурой, как можно было бы предположить, глядя на сыночка. Ей хватило всего четырех секунд, чтобы понять подлинный смысл ответа.

— Идиот!! — Крепкая пощечина заставила покраснеть левую сторону сыновней физиономии. — Ты их проиграл!!

Роберто огорченно плюнул на грязный пол гостиной и коротко выругался. Впрочем, никто из присутствующих не обратил внимания на недостойное поведение гостя.

— Откуда я знал, что они ценные?! — завизжал отрок. — Валялись на чердаке! Кто о них помнил?

— Ты их проиграл! — Старуха схватилась за сердце. — За что мне такое наказание?

— Я их продал за двадцать тысяч!

— Которые ты был должен?

— Ну…

Еще одна пощечина.

— А что мне оставалось делать?! — орал Ефим. — Да, я был должен! Я проиграл! Этот гад хотел нашу дачу, а я уговорил его взять эти идиотские карты! За двадцать тысяч, представляешь?! Как я мог отказаться? Я ведь не знал, что заявится этот богатей!

— Ты должен был знать!

Дискуссия вновь перешла в стадию рукоприкладства. Старуха лупила неразумное чадо, отпрыск подвывал и закрывал руками голову, Чернышев угрюмо молчал и прислушивался, надеясь, что разгоряченные Мамоцких упомянут имя таинственного гада.

— Ты должен был понять, что если один идиот согласился заплатить за карты двадцать тысяч, то обязательно найдется другой, который заплатит в два раза больше! Даже в два с половиной раза больше!!

— Но как я мог это понять?!

— Ты ведь Мамоцких, Фима! Предки тяжелым трудом собирали имущество! Ночи не спали! Горели на работе! Себя не жалели! А ты пустил все по ветру!

— Он коллекционер! Он чокнутый коллекционер!!

Роберто подождал, пока физиономия чада не станет цвета вареного рака, откашлялся и громким голосом спросил:

— Карт у вас нет?!

Мамоцких притихли.

— Шкатулки у вас нет?

— Нет.

На Ефима было жалко смотреть. Воловьи глаза наполнились слезами, губы и пальцы дрожали, но мальчик-переросток не плакал, сдерживался, мама вырастила его стойким.

— Я хочу знать, у кого сейчас находится моя шкатулка.

— Сколько вы заплатите за информацию? — Старуха взяла переговоры в свои руки. — Нам нужны деньги.

— Сотня вас устроит? — брезгливо поинтересовался Чернышев, открывая бумажник.

— Пять тысяч, — отрезала мадам Мамоцких. — Наличными.

— И думать забудьте.

— В таком случае до свидания.

— В таком случае мне придется организовать вам неприятности, — вздохнул Роберто. — Поверьте, я приму это решение без радости, но лучше я заплачу бандитам, чем…

— Я тебе покажу неприятности! — взорвалась старуха, и бородавка победоносно взлетела вместе с вздернутой верхней губой. Обнажились зубы. — Ты у меня эти неприятности на всю жизнь запомнишь! Да ты знаешь, кто я? Ты знаешь, с кем связался?! Мы Мамоцких, щенок! Мамоцких!! Мы эту страну строили! Тебя полиция в порошок…

Чернышев устало вытащил из наплечной кобуры пистолет — наблюдательное семейство не заметило эту деталь его туалета — и выстрелил в дубовый буфет. Грохот выстрела и звон разбитого стекла заставили старуху заткнуться и вновь схватиться за сердце, а чадо — соскочить со стула на пол. Через полминуты над столешницей появились робкие воловьи глаза.