Вадим Панов - Кафедра странников

— Я слышал, вы сын купца?

Андрей сглотнул и молча кивнул.

— Вы мне нравитесь, молодой человек, — неожиданно смилостивился граф. — Действительно нравитесь. Есть в вас понимание жизни.

Москва, 1908 год

Два дня спустя

Они встретились в доме действительного тайного советника Эймана, и каждый из них приложил массу усилий, чтобы оказаться в этом месте незамеченным. Сантьягу привели осы, выдающиеся знатоки московского Лабиринта. Привели старинными подземными ходами, один из которых заканчивался аккурат в подвале Эймана. Помимо этого, комиссара прикрывали два советника Темного Двора, благодаря чему никто в Тайном Городе не догадывался о местонахождении Сантьяги. Собеседник нава, невысокий, но плечистый чел, прибыл в дом тайного советника в закрытой карете, а все его знакомые и друзья были уверены, что он находится у родственников в Троице. Усилия не пропали даром: никто, включая хозяина дома, которого попросили о небольшой услуге третьи лица, не знал, что за гости заняли одну из удаленных комнатушек.

Меры предосторожности были вполне оправданны. Получив доклад аналитиков о том, что Кафедра стоит на пороге важного открытия, Сантьяга принялся методично искать ходы к соратникам Мельникова. С одной стороны, он не должен был вызвать подозрения людов, ибо по давней договоренности все человские работы, так или иначе затрагивающие интересы Тайного Города, должны были в первую очередь попадать в Зеленый Дом. С другой стороны, комиссар боялся спугнуть Кафедру, опасаясь, что, почувствовав внимание Великих Домов, профессор прекратит исследования и уничтожит наработанный материал. Сантьяга действовал осторожно, тщательно изучая ситуацию, взвешивая каждый шаг и терпеливо, очень медленно приближаясь к жертве на расстояние удара. Согласившийся на встречу чел стал еще одним звеном в цепи маленьких удач нава, еще одним кирпичиком, из которых комиссар собирался сложить башню окончательной победы.

— Вина, мой друг? К сожалению, господин Эйман не может похвастаться хорошим погребом, так что я захватил бутылочку из своих запасов. Мозельское, 1776 год.

— Благодарю, охотно.

Сантьяга аккуратно наполнил бокалы.

— Прошу вас.

И в очередной раз окинул чела внимательным взглядом.

Михаил Мастер. Лет тридцать — тридцать пять, волосы черные, вьющиеся, нуждаются в услугах цирюльника. Крепок, по крайней мере на вид, спокоен… гм… действительно спокоен, хотя присутствие комиссара Темного Двора, как правило, нервирует. Интересно… Одет в тужурку инженера, фуражку с эмблемой завода положил на стол, руки крупные, со следами въевшегося машинного масла. Руки рабочие, видимо, не только чертежи в цеху листает. Ах да, Михаил из низов, начинал на заводе каким-то подмастерьем, выучился, вырос. Семью, правда, не завел, но все равно молодец, упорный чел. Взгляд чёрных глаз вернулся на руки Мастера:

— Старая травма?

На левой руке чела не хватало безымянного пальца.

— Неудачный опыт, — грустно улыбнулся Михаил. — Я ведь механик, люблю сам собирать разные хитрые устройства, новые придумывать. — Чел посмотрел на палец. — Затащило в шестеренку.

— Из-за любви к механизмам и прозвище?

— Угу. — Михаил глотнул вина. — Я еще и оружейник. Пистолет могу собрать из чего угодно. Честно!

Глаза чела вспыхнули, было видно, что эта тема ему близка. Но Сантьяга не собирался углубляться в дебри технического прогресса, тем более что в механике и механизмах он разбирался гораздо хуже, чем в интригах. А если честно — совсем не разбирался.

— У вас замечательный талант, — похвалил он Мастера.

— Потому и держат, — рассмеялся Михаил. — Мельников ищет людей с разными способностями. Отбирает тех, что могут пригодиться в путешествии.

Первый намек на то, о чем комиссар мог только мечтать, — профессор действительно готовится к путешествию, и, судя по тому, что Сантьяга уже знал, можно было понять, о каком вояже идет речь. Но нав не торопился подходить к главной цели. Не сразу. Постепенно. Подтверждение получено, но информации о Кафедре все еще очень мало. А жертва должна быть изучена досконально. Чтобы потом, свежуя добычу, не ошибиться и не выбросить самые ценные куски.

— И какие еще таланты отыскал профессор?

Михаил, успевший долить себе в бокал великолепного вина, легко согласился удовлетворить любопытство нава:

— Слышали о Фоме Калеке?

— Слышал, — кивнул Сантьяга. — Но, к моему глубокому сожалению, не видел.

— Так его только Мельников и видел, — махнул рукой Мастер. — Да Матвей, наверное, он у профессора вроде главного помощника. А слухи о Фоме разные. Говорят, вояка, каких мало, с англичанами воевал в Южной Африке и с японцами. Ранен был, хромает, но кому угодно механику попортит, даже, прости Господи, наву.

— Возможно, — не стал спорить комиссар.

— Калека у Мельникова отвечает за безопасность, — продолжил Михаил. — От вас, уж простите, бережет. — Чел помолчал. — Побаиваюсь я его, если честно. Не видел ведь никогда, а вдруг он сейчас сидит в Троице, у дядьки моего, да интересуется?

— Мы вас прикрыли, — успокоил собеседника Сантьяга. — Если Фома сунется к вашим родственникам, ему даже удастся с вами поговорить.

— Это хорошо.

Мастер вновь долил себе вина.

— Не возражаете?

— Да на здоровье.

— Благодарю. — Чел потянул прекрасный напиток, блаженно прикрыл глаза. — Великолепно! — И снова вернулся к разговору. — Еще у Мельникова лингвист есть великий, Андрей Близнец. Все, что угодно, парень переводит, на любом языке говорит! Мне Матвей хвастался, что брат ему с самого азама книгу перевел, работу Азаг-Тота, да!

— А сам Матвей — геомант?

— Знаете?

— Догадался.

— Вы умный. — Михаил поставил на стол пустой бокал. — Да, геомант. Без него Мельников никуда.

— Матвей сильный маг?

— Наверно, раз вы позвали меня. — В глазах Мастера зажегся хитрый огонек. Сантьяга улыбнулся:

— Скрывать не стану, Михаил, мы до сих пор не можем вычислить, где Мельников проводит ключевые работы по тематике Кафедры. Мы обыскали его кабинеты и дома, и в Университете, мы установили за ним слежку, но… Результата нет. Профессор уходит от моих подчиненных тогда, когда ему это вздумается, а это, поверьте, дорогого стоит.

— Это геомантия, — пробормотал чел. — Магию Матвея вам не понять, он кому хошь голову заморочит. Выучился.

— Хранитель помог?

— Угу.

Комиссар видел, что собеседник говорит правду, лжи не чувствовалось, и это слегка сбивало с толку. Любой собеседник всегда о чем-то недоговаривает, у каждого за душой есть нечто, что надо скрыть, тема, которая неприятна. Фон легкой лжи и недомолвки присутствует в любом разговоре, и единственно, за чем следил Сантьяга, чтобы этот фон не затрагивал обсуждаемый вопрос. Михаил же был абсолютно открыт и говорил совершенно искренне.