Вадим Панов - Тень Инквизитора

— Что происходит? — Борис злобно посмотрел на Кселимана, тот развел руками. — Убью, мерзавец!

— За что?

— Это он, — губы Феофана подрагивали. — Не знаю как, но это сделал он.

К столу подлетел кто-то из служащих:

— Резервное питание не работает: генераторы не запускаются.

— Ты уволен! — Борис яростно сломал лежавший на столе карандаш. — Всех выгоню, …! Зажрались, суки! Директора сюда!!

О прямом эфире можно было забыть, о съемке — тоже, по крайней мере на какое-то время, журналистам оставалось только записывать.

— Сделаем заявление, — прошипел Борис. — Его передадут в редакции, и дикторы пустят информацию текстом, картинку дадим потом.

— Напрасно, — пробормотал Феофан. — Не поможет.

— Хватит ныть, речь толкай. Кселиман, быстро построй ребят.

Помощник захлопал в ладоши:

— Господа! К сожалению, по техническим причинам наша пресс-конференция немного задержится. Но митрополит Феофан желает сделать заявление и требует, чтобы оно было озвучено в ближайших же выпусках новостей.

— А телефоны здесь работают?

— Заработают. Записывайте.

Кселиман кивнул. Феофан вздохнул, медленно оглядел зал и…

Никто не знал, как в помещении оказался переносной телевизор — смысла в его наличии не было никакого. Маленький, черный, японский. Он совершенно затерялся среди многочисленной аппаратуры, зато теперь, неведомо каким образом оказавшись неподалеку от стола, он привлек к себе всеобщее внимание. Он включился. Единственный электрический прибор, неожиданно заработавший в здании. Кто-то заботливо установил звук на максимум, и все, находящиеся в зале, прекрасно услышали слова диктора, ведущего выпуск новостей.

— Настоящую бомбу взорвал на пресс-конференции районный прокурор Козлов. В присутствии журналистов всех ведущих телеканалов и газет он заявил, что располагает неопровержимыми уликами причастности митрополита Феофана к контрабанде спиртного и сигарет, а также убийству нескольких лидеров преступного мира.

На экране возникло энергичное лицо прокурора:

— Неприкасаемых у нас нет. Сегодня в шестнадцать часов митрополит Феофан должен явиться в мой кабинет для дачи показаний. Я не знаю, чем закончится наша встреча, но обвинения, выдвинутые против митрополита, достаточно серьезны.

— Кроме того, прокурор Козлов сообщил о существующих подозрениях в причастности митрополита Феофана к растлению малолетних. По словам одного из охранников митрополита, добровольно явившегося сегодня утром в прокуратуру, он был свидетелем…

Феофан запустил в экран бутылку. И в зале вспыхнул свет.

— Я не верю… — Митрополит посмотрел на Осиновского. — Я не верю!

— Как вы можете прокомментировать это сообщение?!

Опомнившиеся журналисты сгрудились вокруг стола. Камеры заработали, софиты ударили в лицо, микрофоны, диктофоны, торопливые авторучки, горящие глаза, лица, лица, лица…

— Вы действительно стояли за убийствами уголовников?

— Сколько лет вы занимались контрабандой?

— Структуры господина Осиновского принимали участие в отмывании денег?

— Ваша конференция планировалась в качестве ответной или вы готовились нанести упреждающий удар?

— Я впервые слышу о коммерческих интересах митрополита Феофана, — быстро сообщил Борис, отодвигаясь от приятеля. — Надеюсь, что обвинения в его адрес ошибочны.

Красный, как рак, митрополит вскочил на ноги…

И Нина поняла, что пришел ее час.

— Алчность, порожденная дьяволом, убивает душу! — Она знала, что легко привлечет внимание бурлящего зала. В ските учили, КАК надо говорить, чтобы слово Божие достигло людей, и Нина не удивилась наступившей тишине. — Алчность и корыстолюбие! Вы продали истинную веру за тридцать сребреников! Ты, Феофан, продал ее! Ты превратил Церковь в притон, и менялы сидят в твоих храмах! Твои руки ищут золото! Твои глаза ищут золото! Ты пошел на сделку с Сатаной, и нет тебе прощения! — Пузатый Алик оторопело уставился на девушку. Остальные тоже. Ни один человек не находил в себе сил прервать ее страстный монолог. В ските хорошо учили проповедовать. — Христос был истинной виноградной Лозой! Он нес людям свет и облегчение, а вы… Вы дикие побеги, выросшие вокруг подлинного учения! Что вы можете принести людям, кроме сребролюбия и сладострастия? Яд ваших поступков разрушает все хорошее вокруг! Вы толкаете паству в объятия дьявола и пируете во время духовной чумы! Но свет истинной веры сильнее! Свет истинной веры пробьется сквозь наведенную вами гнилую тьму! Ад ждет ваши души! И только искупление поможет обманутым вами людям! Искупление ради людей! Христос взошел на Голгофу ради нас! И дал нам пример любви и страдания ради других!

Кселиман зевнул и небрежно посмотрел на часы. Он оказался единственным, кто не был увлечен речью Нины, и этот факт мог бы удивить… если бы хоть кто-нибудь еще смог оторваться от ее страстного монолога.

— Я верю, что помогу очиститься вашим душам! Я делаю это ради вас, люди! Ради всех вас! — Девушка подошла к столу, и в ее руке вспыхнул огонек зажигалки. — Этот город болен. Этот город грешен. Они делают его таким! Они превратили Третий Рим в Содом и Гоморру! Они тянут свои грязные лапы к Церкви, но этого не будет. — Нина повернулась к Осиновскому и очень-очень тихо, так, что ни один прибор не смог записать ее слова, произнесла: — У тебя еще есть шанс, Боря.

На мгновение оторопевшему Осиновскому показалось, что он слышит голос Глеба.

И Нина поднесла зажигалку к своему лицу…

В официальных полицейских отчетах было указано, что самосожжение гражданки Топорковой было совершено на почве религиозного фанатизма. Не установленным способом ей удалось пронести на пресс-конференцию емкость с не установленной горючей жидкостью, вылить ее на себя, а затем поджечь. Попытки сбить пламя не увенчались успехом, смерть наступила от многочисленных ожогов, пострадало сто процентов кожного покрова. Официальные эксперты не могли написать то, о чем говорили свидетели. Они не могли указать, что гражданка Топоркова не приносила в зал не установленную жидкость и уж тем более не выливала ее на себя.

И что огонь, мгновенно охвативший все тело девушки, вряд ли бы удалось погасить.

Да никто и не пытался. Потрясенные неожиданной речью и ужасающим финалом люди просто смотрели, как в самом центре парадного зала «Соединенного общественного банка» умирает красивая девушка.

К каждому человеку можно найти ключик. Один спокойно пытает людей, но не выносит вида мучающейся собачки, другой способен переступить через родителей и детей, но струйка крови из собственного носа ввергает его в истерику, третий… Глебу хватило одной беседы, чтобы понять, как нанести удар по Осиновскому. Прицельный и безжалостный удар, отправивший Бориса в глубокий нокаут.