Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – майордом

– Мы пришли, – утешил я. – Теперь помрет!

Впереди блестят, как выкованные из старого благородного серебра, часть стены, две колонны и массивный портик. Последние отблески заката и луна вместе освещают развалины любовно и тщательно, я различаю каждую трещинку на камне. Землю под ногами сменили широкие плиты, подогнаны так, что трава не протиснется, и тянутся дальше, чем достигает взор. Кое-где вздымаются остатки стен, везде груды каменных блоков.

– Этот храм тоже мертв, – сказал я.

– Не совсем, – возразил разведчик сэра Норберта. – Мы застали здесь десятка два очень уж активных… э-э… поклонников.

– Где они сейчас? – спросил я.

Он быстро взглянул на мое лицо, покосился на отца Дитриха.

– Увы, сэр Ричард… Они пытались бежать, а когда мы их останавливали, оказали такое яростное сопротивление, что… словом, живых не осталось.

Отец Дитрих машинально перекрестился, я кивнул, продолжая сохранять суровое и даже скорбное выражение, хотя еще раз подтвердил свой приказ убивать на месте явных противников, пока еще как бы война, потом будет труднее.

Когда шли к храму, ночной воздух был неподвижен, но здесь чувствуется постоянное движение теплых потоков. Двигаются странно: иногда навстречу один другому, иногда под углом, а то и вовсе начинают кружить, как собаки, что гоняются за собственным хвостом.

Руины выглядят облитыми кровью заката, все призрачно и нереально, но когда я зашиб ногу об острый угол, а один из священников провалился по уши в яму, мы убедились, что все реально, только Асмер спросил с недоумением:

– Если кому-то служат, почему не приведут в порядок?

– Порядок, – ответил гонец тихонько, – придет вместе с пробуждением Темного Бога.

– Разве порядок в мире не дело рук Господа?

– Порядок, – ответил гонец, – как его понимают… они.

– А-а-а, – протянул Асмер, – тогда ладно, пусть лучше беспорядок.

Гонец время от времени исчезал впереди, так спешил привести нас к месту. Наконец красный свет выхватил его у высокой арки над широким темным ходом вниз, по ступенькам можно спускаться по четверо-пятеро в ряд.

– Вот оно, – сказал он шепотом, – оттуда они выходили.

Снизу тянуло странными запахами прелой земли, звериной шерсти и, волосы зашевелились у меня на затылке, свежей кровью.

– Они выходили, – ответил я тихо, – а мы…

Асмер и Бернард вытащили мечи и двигались по бокам, готовые броситься вперед и прикрыть меня с двух сторон. Зигфрид, Теодорих и Ульман посматривали на обоих ревниво, до этого считали себя самыми старыми моими знакомыми.

Священники точно так же прикрывали отца Дитриха, как Асмер и Бернард меня, так мы шли по ступенькам, уходя из теплой ночи в мрачный мир подземелья.

Я держался левой стены, так свободнее рука с обнаженным мечом. Не оставляет ощущение, что это не гранитные глыбы уложены так ювелирно точно, а поверхность одного исполинского камня расчертили ровными бороздками.

За моей спиной отец Дитрих поспешно и яростно читал молитву. Голос его без видимой причины стал выше и продолжал подниматься, я повернул голову и вздрогнул. На стене, мимо которой уже прошел, не обращая внимания на узоры, кроваво-красным огнем вспыхнула пентаграмма в рост человека!

Мои пальцы судорожно сжались на рукояти молота. Пентаграмма в самом деле горит пламенем: низ утоплен в таком же грубо нарисованном огне, но языки пламени в самом деле трепещут, колышутся, то уменьшаясь, то увеличиваясь на глазах.

Уже трое священников громко читали молитвы и брызгали водой. Не оборачиваясь, я услышал злобное шипение, красный отсвет на камнях вокруг меня исчез.

– Да посрамлен будет, – прошипел отец Дитрих с зубовным скрежетом. – Да не будет тебе власти над людьми…

Огонь под пентаграммой погас, но сама звезда дьявола осталась. Я еще пару раз оглянулся, глубоко врезанные в камень линии кажутся темнее, чем должны быть, даже огни факелов не пробивают ту тьму.

Асмер и рыцари, воспользовавшись нашей задержкой, прошли дальше. Там послышался лязг и звон, я со всех сторон ринулся вниз, прыгая через три ступеньки.

Одетые в черные плащи люди отбивались ножами от наших. Арбалетчики выпустили в них стрелы, а Зигфрид, Бернард, Теодорих, Ульман и Асмер прошли, как изголодавшиеся по работе косари через поле с высокой сочной травой.

Даже не успев запыхаться, начали переворачивать убитых, я услышал возгласы удивления. Теодорих прокричал срывающимся голосом:

– Сэр Ричард, здесь и женщины!

– Здесь нет женщин, – ответил я резко. – Здесь только слуги дьявола!

Ульман проревел, похожий в своих доспехах на огра:

– А золото у них фальшивое?

– Вряд ли, – ответил я.

– В таверне, – прорычал Ульман, – скажут правду…

– Разумное решение, – одобрил я.

Зигфрид и Теодорих, все время помня о своем рыцарском достоинстве, побрезговали грабить убитых, прошли через зал на другую сторону и пинали там дверь, а Бернард стучал в нее железным кулаком меча, затем возле него возник Асмер.

Дверь массивная, металлическая, широкая, без запоров и скважины для внутреннего замка. Асмер только что стоял ко мне спиной и колотил рукоятью меча, спустя неуловимое мгновение уже ко мне лицом, как он только это успевает, разводит руками.

– Ричард, она даже не вздрогнула!..

– Это скала, – поддержал его Зигфрид, – а не дверь.

Ульман, Теодорих и даже священники смотрели на меня с надеждой. Но, отстранив всех взмахом руки, вперед вышел отец Дитрих. Лицо верховного инквизитора стало строгим и суровым до невозможности.

– Если нет запоров, – произнес он неприятным голосом, – но не открывается, это зачарованная дверь. Отец Уллий и отец Тартарий… приступайте.

Священники встали перед дверью, и с первых же слов их горячей молитвы по всей поверхности взметнулись искры синего огня. Зашипело, по неподвижной глади пробежал странный узор, я успел увидеть нечто знакомое… Вернее, не успел, ухватило мое подсознание, ибо сердце всколотилось, а дыхание сперло. Однако узор моментально сменился, синий огонь стал оранжевым, перетек в желтый и красный, а затем побагровел и погас.

Отец Дитрих толкнул дверь ладонью, лицо его исказилось, мы все услышали запах горящего мяса. Я хотел ухватить за руку, однако вспухшая красная пятерня святого отца моментально стала привычно розовой.

Асмер пробормотал очень тихо:

– Один ключ ко всем женщинам, но к каждой двери – отдельный.

Бернард толкнул его в бок, Асмер сделал постное лицо и смиренно потупил глазки.

Отец Уллий и отец Тартарий забормотали молитвы, Асмер оглянулся на меня и шепнул:

– Может быть, надо было и мага с собой прихватить?

Я посмотрел строго и указал взглядом на великого инквизитора. Асмер примирительно улыбнулся, мол, шутка. Отец Дитрих перевел дыхание и подключился к молитве. Дверь обрела багровый цвет, от нее пахнуло жаром.