Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – лорд-протектор

Гроссграф, отметил я автоматически. Этот рыцарь назвал меня гроссграфом, но даже граф Арлинг в пылу спора не поправил, что я не гроссграф и все такое.

– Законы есть, – возразил Бубервиль. – Не для Армландии, а для лордов! Такие же, как и по всему Фоссано, Турнедо, Шателлену или где еще. Право не посылать своих людей в королевские войска свыше установленного числа, ограничение на время, право самим устанавливать налоги, таможенные пошлины, право суда на своих землях…

– А что, – спросил Кратаурвиц так же осторожненько, – гроссграф уже отменил эти привилегии?

– Нет, – ответил Бубервиль. Нервно дернул щекой и повторил: – Нет… пока.

– А почему тогда такая тревога?

– У него слишком большая власть, – сказал угрюмо Бубервиль. – Его слишком многие поддерживают… безоговорочно. А в таких условиях даже хорошие правители становятся деспотами и тиранами.

Первый из незнакомых рыцарей проговорил медленно:

– Не лучше ли нам подождать развития событий? Еще неизвестно, как поступит этот гроссграф. Возможно, он сам предпочтет поделиться властью с наиболее могущественными лордами.

Граф Арлинг махнул рукой.

– Понятно, как поступит. Один великий тиран древности сказал, что от власти нельзя отказываться, пока сидишь на троне. От власти можно отказываться не раньше, чем выволакивают за ноги из тронного зала.

– Гроссграф молод, – задумчиво произнес и Бубервиль. – Старик еще может отказаться, но чтоб отказался молодой… Такого я еще не слыхал.

Барон Кратаурвиц сказал Арлингу примирительно:

– Дорогой друг, мы очень ценим то, что вы делаете. Свои права и свободы мы ценим не меньше, чем независимость Армландии. Честно говоря, даже больше. Потому мы вас поддерживаем… Я прошу только не торопиться! Пошлите гонцов еще к Ангелхейму, барону Варангу… Это сильные и гордые лорды, они наверняка поддержат вас. И вот тогда, когда за нами будет вся Армландия или почти вся, мы и предъявим этому гроссграфу свои требования. Как бы он ни был силен в турнирных схватках, но против объединенной мощи лордов он не выстоит.

Виконт Бубервиль заговорил хмуро:

– Наверное, вы правы, сэр Кратаурвиц. Сэр Ричард, сам того не сознавая, в самом деле объединил вечно враждующих лордов… против себя. И теперь можем выступить против общей угрозы нашим интересам. Сэр Арлинг, нужно поступить, как предлагает барон Кратаурвиц. Когда мы начнем собирать свои силы, Ричард даже не станет оказывать сопротивления. С ним только кучка преданных ему рыцарей, но у него нет своего личного войска!

– Он может, – сказал незнакомый рыцарь педантично, – воевать с отдельными лордами… силами других лордов, но не с Армландией. Я тоже за то, чтобы привлечь к сопротивлению Ангелхейма, Ришара, Варанга и прочих могущественных сеньоров. Чтобы у Ричарда вообще не было лордов, на которых он мог бы опереться.

Они еще раз с таким энтузиазмом сомкнули кубки, что пронесся мелодичный звон, а вино щедро плеснуло на скатерть.

Граф Арлинг произнес с подъемом:

– Да воцарится воля, да скроется тьма!

Я стиснул челюсти. Это я, значит, тьма. Как хорошо, когда можно вот так громкими словами воодушевлять, а дураков и вовсе перевербовывать. Я уж и не помню, что было вначале, то ли «Да здравствует солнце…», то ли «Да здравствует разум…», но главное здесь «…да скроется тьма!», что значит – уничтожим, убьем, втопчем в землю, зар-р-рэжем, спалим, камня на камне, до седьмого колена… нет, до десятого, вообще вырвем с корнем…

Ломать не строить, мелькнула расхожая мысль, но я вам, гадам, не дам ломать свой песчаный домик.

Они обнялись и сердечно расцеловались, глядя друг другу в глаза, потом это будет заменено крепким «мужским» рукопожатием, а я передумал слезать с дерева. Это вчера казалось, что сижу удобно, толстая ветка раздваивается, задница чуть провисает в развилку, можно строить планы, не отвлекаясь на удобства плоти, да только ничего пока не лезет в голову, а сучки откуда только и взялись, уже втихую впиваются в тело.

Лорды покинули площадку, низкое солнце освещает башни в упор, они кажутся выкованными из черного железа, дошедшего из глубины веков и потому грубого и растерявшего тепло человеческих рук.

Во дворе затихло, стражи на стене и в башнях, челядь на кухне, даже у колодца пусто. Я снова собирался потихоньку слезать, как из донжона вышли барон Кратаурвиц и высокая женщина. Она еще не повернулась ко мне лицом, как я узнал Лоралею. Сердце мое затрепетало, я весь превратился в слух, стараясь услышать даже ее драгоценное дыхание.

Она вышла на утреннюю прогулку перед завтраком, как я понял, а барон деликатно поддерживает ее под локоть, улыбается и что-то толкует, усиленно двигая бедрами от воодушевления. Так собаки с купированными хвостами виляют задом, когда хотят выказать неописуемый восторг.

В углу пышно цветет посаженный кем-то из челяди куст роз, дикий, но живучий, я слышал, как барон сказал с наигранной восторженностью:

– Ну разве не прекрасны эти дивные цветы, так похожие на присевших перевести дух бабочек? А бабочки здесь – это же живые летающие цветы! Дух захватывает от красоты, я дивлюсь, как Господь заботится о нас, чтобы мы жили не только сыто, но и в красоте божественной!

Она улыбалась, кивала, потом лицо ее стало серьезным.

– Да, барон, – произнесла она с грустью в голосе, – но как часто любование прекрасным приходится откладывать, когда приходит беда!

– Совершенно верно, графиня, – согласился он с глубоким сочувствием в голосе. – Но разве это правильно? Красоту нужно находить везде. И любоваться ею так, будто это последний день в жизни.

Она покачала головой.

– Вот вы присели полюбоваться цветком в лесу, а сзади на вас прыгнул волк… И все, это в самом деле последний день вашего любования. Нет, сперва надо очистить лес от волков и других опасных зверей. Чтобы любоваться долго и безбоязненно.

Он вздохнул, лицо его омрачилось.

– Да, вы правы, графиня. Нам предстоит принять тяжелое решение. Трудное и тяжелое. Хотя граф Арлинг слишком торопит, на мой взгляд, события…

Она охнула, глаза ее округлились.

– Торопит? Да промедление смерти подобно!.. Этот ужасный человек набирает силу слишком быстро! Как только на его главу опустят корону гроссграфа, его остановить будет намного труднее!.. Наоборот, нужно спешить! Промедление полезно только в гневе.

– Гм, – произнес барон, – но и поспешность опасна.

– Барон, – сказала она с жаром, – для благоденствия людей нужно, чтобы силу имел голос закона, а не гнев какого-либо человека! Нужно, чтобы свободные люди опасались улик, а не обвинения. Разве не так?

– Так, – согласился он со вздохом.

– У сэра Ричарда уже слишком много власти! Не так ли?