Джон Толкин - Сильмариллион(пер. Н.Григорьева, В. Грушецкий)

— Вот уж действительно, злая насмешка! Потом он посоветовал Маблунгу убираться в свой треклятый Дориат.

— Будь проклята твоя помощь! Только ее мне и не хватало! — вскричал он. — Ну, теперь-то чаша полна. Ночь наступает!

С этими бессвязными выкриками он бросился бежать с холма. Эльфы, недоумевая, какая муха его укусила, поспешили за ним. Турин мчался, как ветер и, взбежав на вершину обрыва, услышал рев воды внизу. Тогда он вынул меч — последнее свое достояние и обратился к нему:

— Приветствую тебя, славный Гурфанг! Ни чести у тебя, ни совести. Тебе все равно, чью кровь проливать. Так не возьмешь ли мою, Турина Турамбара? Верным ли будет твой последний удар?

И вдруг клинок отозвался холодным, звенящим голосом:

— Я с радостью приму твою кровь, Турин Турамбар! Она нужна мне, чтобы забыть кровь господина моего Белега, чтобы забыть кровь несчастного Брандира. Да, я убью тебя быстро.

Тогда Турин упер рукоять меча в землю и бросился на него. Черный Меч взял его жизнь. Маблунг, подоспевший с эльфами к скорбному месту, остановился пораженный. Перед ним высилась туша дракона, а рядом лежал несчастный Турин. Подошли люди Народа Халефь и поведали, что знали. Маблунг горько произнес

— Значит, и я был орудием Судьбы для детей Хурина. Воин, любезный моему сердцу, пал, сраженный моими словами.

Вместе они подняли тело Турина и увидели, что от Гурфанга остались одни обломки. Эльфы принесли на обрыв много дров и, сложив огромный костер, спалили тушу Глаурунга дотла. Турина положили на высоком обрыве вместе с ножнами Гурфанга и затянули над ним долгий погребальный плач. Потом воздвигли над воином большой серый камень. На нем рунами Дориата высечены слова: «ТУРИН ТУРАМБАР, ПОБЕДИТЕЛЬ ДРАКОНА», а чуть ниже «НИЭНОР НИНИЭЛЬ», хотя это и неправда, ибо Тейглин никогда не выдал тайны, где покоится ее тело.

Pассказ о Турине Турамбаре закончен, но не закончен перечень злых дел Моргота и не закончены его счеты с Домом Хадора. Ни Хурин, неотлучно находившийся под его присмотром, ни безумная Морвен, скитавшаяся в глуши, не могли утолить злобу Врага к этому роду.

Горькая судьба выпала Хурину, ибо видел он, как воплощается проклятье, но смотрел глазами Моргота и не мог отделить правды от лжи. Любая добрая весть неминуемо искажалась Врагом, но особенно усердствовал он, стараясь очернить Тингола и Медиан, ибо боялся и ненавидел их больше всех. И вот, когда подошло время. Враг снял заклятие с Хурина и отпустил на все четыре стороны, словно проникся жалостью к поверженному противнику, потерявшему все; на самом же деле Моргот решил, что пора выпускать в мир Хурина, успевшего достаточно возненавидеть и людей, и эльфов.

Прекрасно зная, что жалость неведома Морготу, и поэтому не веря ни единому слову, Хурин тем не менее принял свободу и ушел, унося в сердце семена лжи, умело посеянные Темным Властелином. Со смерти его сына прошел уже год. Двадцать восемь лет провел Хурин в Ангбанде, и, конечно, годы и страдания не сделали его облик краше. С длинными седыми волосами, с бородой, падавшей на грудь, суровый и непокоренный, шел он, опираясь на черный посох, и большой меч покачивался в ножнах в такт его широким шагам. А впереди него летели слухи. Вастакам стало известно, что из Ангбанда выступил большой отряд. Он пересекает Анфауглиф и скоро будет в Хитлуме. С отрядом идет какой-то старик, которому оказывают немалые почести. Теперь вастаки держались подальше от Хурина и он мог свободно ходить по некогда своим Землям. Зато народ Хадора избегал бывшего правителя: ведь он пришел из Ангбанда и там, по слухам, был в чести. Очень скоро такая свобода еще больше озлобила Хурина, и он ушел в горы.

Однажды, разглядев в туманной дали вершины Криссаэгрима, Хурин вспомнил Короля Тургона и решил отправиться в Гондолин. Он и не подозревал, что за каждым его шагом следит не одна пара преданных Морготу глаз. Спустившись с Эред Ветрин, он миновал броды Бретиля, пересек Димбар и подошел к горам, ограждающим Гондолин. Заброшен и дик был этот край: сколько ни вглядывался Хурин, он не мог разглядеть никаких следов былого. Когда-то здесь, по руслу пересохшей реки, был проложен древний тракт, и неподалеку от места, где он стоял сейчас, поднимались сводчатые врата... Хурин взглянул вверх, надеясь, как в юности, на помощь Горных Орлов, но вместо них увидел только призрачные, неверные тени, наплывавшие с востока и клубившиеся вокруг скальных пиков, вздымавших то здесь, то там угрюмые вершины. И над всем этим запустением — заунывный свист ветра в камнях и трещинах.

Хурин не видел Орлов, но они давно заметили его. С некоторых пор их дозоры были даже удвоены. Зоркие глаза царственных птиц разглядели внизу, среди каменного крошева, одинокую фигуру. Сам Торондор, ввиду важности известия, доложил о нем Тургону. Но Король не поверил.

— Что же Моргот, заснул, что ли? — удивленно проговорил он. — Вы, верно, ошиблись.

— Если бы Орлы Манвэ ошибались, — с достоинством ответил Торондор, — твоего королевства давно бы не было, Повелитель.

— Стало быть, вести твои пророчат беду, — промолвил Тургон. — Это может означать только одно — Хурин Талион сломлен Врагом и не страшен ему больше. Но тогда он страшен для нас. Я не могу принять его у себя.

Торондор давно улетел, а Король все сидел в глубокой задумчивости. Чем больше вспоминал он о подвигах правителя Дор Ломина, тем больше росла его тревога. В конце концов он все же попросил Орлов отыскать Хурина и доставить его в Гондолин. Но было поздно. Орлы больше не видели его. Хурин же стоял среди утесов, и закатное солнце красило багрянцем его седую бороду. Проклиная бесчувственные камни, поднялся он на вершину одинокой скалы и, обернувшись в сторону Гондолина, воззвал могучим голосом:

— Тургон! Тургон! Вспомни Топи Сереха! Услышь меня в своих скрытых покоях, Тургон!

Ответом ему был лишь свист и шелест ветра в сухих колючих травах.

— Точно так же шелестели они на закате в болотах Сереха, — горько проговорил Турин, и в этот момент солнце скрылось за Сумеречными Горами, пала тьма и стих ветер. Пустынно и глухо было вокруг.

Пустынно, да не совсем. Нашлись уши, слышавшие горестный призыв Хурина. Скоро Темный Владыка на севере уже принимал подробный доклад одного из своих бесчисленных шпионов. Улыбнулся Моргот: теперь знал он, где обитает враг его, Тургон. До сих пор из-за проклятых Орлов ни одному его разведчику не удавалось заглянуть в кольцо гор. Теперь в этом не было нужды, местонахождение Гондолина открылось. Так освобождение Хурина начало приносить плоды.

Хурин же в темноте спустился к подножью скалы и заснул тяжелым сном. В сновидении услышал он скорбный голос жены своей, Морвен. Она причитала, словно на похоронах, часто повторяя имя Хурина, и воину казалось, что голос доносится со стороны Бретильских Лесов. Проснувшись поутру, он отправился туда. К Перекрестку на Тейглине он вышел ночью, и хотя дозорные заметили его, но остановить побоялись, ибо решили, что это призрак из какого-нибудь древнего кургана бродит, окутанный тьмой, как могильным саваном. Уже под вечер следующего дня Хурин пришел к месту, где был повержен Глаурунг. Там на краю обрыва стоял высокий камень. Старый воин знал, что за слова высечены на гладкой грани. Вдруг Хурин почувствовал, что он не один здесь. У подножья камня, скорчившись, притулилась женская фигура. Хурин долго стоял не шевелясь. Вечерело. Женщина откинула капюшон потрепанного плаща и подняла лицо. Седая, старая, с безумным взглядом, — и все же он узнал в ней гордую прекрасную Морвен Эледвень давних дней.