Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

– Пока русский ратник только поднимал свой меч, татарин его своей легонькой саблей два раза успевал по горлу полоснуть. Вот так, вот так!

Найм изобразил, как именно злые и юркие пращуры Веры Халиулиной расправлялись с нашими медлительными предками.

– Если бы не сабли, мы бы вам ого-го... – вздохнул Найм и вернулся из старины глубокой в класс.

Класс слушал.

– Не умеете стрелять, не умеете снять часового. Вы просто неудачники. Да...

Найм постучал ключами по столу.

Становилось скучно.

Чепрятков раскрашивал учебник по ОБЖ, пририсовывал к картинкам разные не полагающиеся им детали. Шнобель разглядывал плакаты с обмундированием солдат армий разных стран. Мамайкина читала журнал, Лазерова слушала музыку. Зайончковская рассматривала пузырек с каплями в нос, намеревалась лечиться.

Она снова смотрела в стену. Мания какая-то, какое-то болезненное стеносмотрение...

– А вот ты, Халиулина, наверняка не знаешь, где у автомата приклад, а где ствол.

– Не знаю и знать не хочу, – отвернулась Халиулина. – Я за мир во всем мире. Я пацифист.

– Пацифист... – передразнил Найм. – Это мне говорит девушка, чей прадедушка половину Европы захватил! И все равно, Халиулина, нормативы тебе сдавать придется. Твое татаро-монгольское происхождение тебя не спасет! А сегодня наше занятие снова посвящено самому святому – автомату Калашникова. Целая пара.

Класс простонал.

Прошлые две пары, те, что я еще присутствовал, тоже были посвящены самому святому. И тогда все уроки Найм представлял нам технику обращения с «АК».

Он разбирал «АК» на время – тридцать секунд.

Он разбирал «АК» с завязанными глазами – тоже тридцать секунд.

Он разбирал «АК» с завязанными глазами и одной рукой – а вдруг другую руку оторвет осколком?

Сегодняшний день не стал исключением.

Продемонстрировав искусство разбора автомата, Найм продемонстрировал нам в нагрузку еще и несколько приемов боя. Мы спустились в подвал, в тир, Найм раздал боксерские шлемы, пенопластовые жилетки, налокотники и другие средства защиты и велел нападать. Нападали Чепрятков, Антон Бич и классные каратисты. Они нападали, а Найм лупил их с помощью автомата. Отлупил всех.

Чем подтвердил высокий уровень лицейских преподавателей.

Натешившись своим превосходством, Найм развесил по стенам набитые соломой мешки, достал из сейфа штыки, присобачил их к автоматам и велел мешки вспарывать.

Целый урок вспарывания мешков, что было довольно забавно. Вспарывать понравилось всем, даже некоторым девушкам. Мамайкиной, например. Лицо ее выражало кровожадное удовольствие, рука ни разу не дрогнула, глаз не моргнул, всаживала штык в печень, выворачивала ее наружу.

А Лара вот отказалась. Без объяснения причин. Чем вызвала у Найма лишь саркастическую ухмылку.

Интересненько-интересненько, а может, она тоже пацифист? Как Халиулина. Пацифистка то есть? Я вообще-то обожаю пацифисток. А особенно пацифисток с косичками за правым ухом. Как вижу таких пацифисток, так сразу начинаю волноваться. Пацифистка с автоматом в руках меня вообще приводит в священный трепет, зовет к свершениям. А почему, интересно, она ни с кем не разговаривает? Сверхзамкнута? Считает общение с нами ниже собственного достоинства? Слишком устала от жизни? Так я сам слишком устал от жизни. Я вообще главный усталец и замученец, я могу с ней в этой замученности посоревноваться...

И нечего так приваливаться к стене!

Найм принялся демонстрировать приемы жонглирования. Все тем же автоматом, гранатами, штык-ножами, и, разойдясь, пообещал ознакомить нас с техникой жонглирования работающей бензопилой. К жонглированию бензопилой я относился с еще большим скепсисом, но Найм только тупо хихикнул и объявил, что жонглирование бензопилой может в некоторых условиях жизнь спасти.

После чего Найм уселся на стул и хохотал три с половиной минуты. Видимо, вспомнив какую-то историю спасения жизни с помощью бензопилы. Мы ждали. Нет, Найм не был пьян, он просто всегда был такой. Когда-то он служил в ограниченном контингенте наших войск в Анголе, его похитили тамошние партизаны. И четыре года держали в бамбуковом ангольском зиндане с огромными тараканами, а питался он исключительно вареной обезьяниной. Пока его не обменяли на какого-то мелкого натовского шпиона. Обезьянья диета серьезно повлияла на мозг Найма, с тех пор мяса Найм вообще не ел и все время пребывал в состоянии легкого и злобного жизнерадостного аффекта, резко переходящего в депрессивную меланхолию. И так же резко возвращающегося обратно.

Насмеявшись, Найм отпустил нас на перерыв, велев потом подниматься в кабинет.

Перерыв получился коротким – всю перемену Зайончковская терзала нас на предмет собирания взносов на фейерверки к летнему празднику. Взносы сдавались неохотно, до праздника было еще далеко, к тому же Чепрятков уверял всех, что Зайончковская собирается прокрутить взносы через банк своего дяди, чтобы хватило денег на пластическую операцию. Антон Бич скрипел зубами и обещал Чепряткова урыть до майских праздников. Но негромко, негромко обещал.

А сама Зайончковская с Чепряткова взнос брать не стала, сказала, что она сама внесет за него, а на высвободившиеся деньги Чепрятков пусть приобретет себе хороший дезодорант, а то от него воняет, как от старого валенка.

Чепрятков громко смеялся.

Потом звонок, вторая часть пары, мы поднялись в кабинет.

– Продолжим автомат Калашникова, – сказал Найм. – Разборка и сборка.

Мука какая.

– А стрелять-то когда будем? – спросил Чепрятков. – Вы обещали стрелять.

– Ты, Чепрятков, никогда не будешь, – успокоил Найм. – Таким, как ты, оружие нельзя доверять. Я бы тебе швабру не доверил... Ну да пусть... Итак, в прошлый раз я задал вам задание – изучить материальную часть. Изучили?

Класс промолчал.

– Значит, изучили. Тогда к доске пойдет...

Найм повел ручкой по журналу.

– К доске пойдет... Кокосов.

Неожиданно, однако.

– Я же на больничном был, – напомнил я. – С темой плохо знаком.

– Да, – согласился Найм, – хворал... Тогда, может, твой товарищ Носов нам покажет?

Шнобель вскочил с места. Быстро придумать отмазки у него не получилось, и он расхлябанной походкой направился к столу. Найм с сержантским видом сунул Шнобелю автомат. Шнобель положил его на стол, отстегнул магазин, вытащил шомпол. На этом его познания в оружейном деле заканчивались. Шнобель неумело шмыгнул носом, оглядел класс в надежде подсказки.

– Там такой рычажок сзади, – посоветовал Чепрятков. – Но нажимать не на него, а на коробку.

Шнобель посмотрел, нажал, снял крышку. Попытался вытянуть пружину. Пружина не вытягивалась. Шнобель подналег. Пружина сжалась, щелкнула, затем распрямилась и треснула Шнобеля в лоб.