Сильвия Мерседес - Танец душ [ЛП]

Нужно было поприветствовать гостей, всех чужеземных принцев и знать, всех рыцарей, а еще их жен, матерей, сестер и даже несколько любовниц высокого ранга, как-то попавших в список гостей.

Герард пожимал ладони, протягивал костяшки для поцелуев, принимал поклоны, благодарности, пожелания, ощущая себя призраком, запертым в этом мире, действующим по привычке. Уже не связанный с этими людьми.

Подучив минуту, чтобы перевести дыхание, он добрался до западного крыла и покоев своей семьи, направлялся к отцу. Наверное, он надеялся убедить короля Гвардина покончить с этой глупостью. Герцог Дальдреда настаивал на браке, но даже герцог не мог перечить королю. Если Герард уговорит отца…

Он подошел к двери комнаты отца, поднял руку, чтобы постучать. И замер. Голоса звучали из-за дерева, низкие и напряженные. А потом голос прозвучал достаточно громко, чтобы понять.

— Скажи, что глаза меня обманывают. Скажи, что это не правда!

Герард нахмурился и отпрянул на шаг. Это был голос его отца.

— Мы не знаем наверняка, — прогудел Фендрель. — Может, это просто…

— Почему ты ее не убил?

Сердце Герарда сжалось. Он не должен был слышать это. Он не знал, о ком говорили его отец и дядя, и он был уверен, что не должен был знать. Но он не мог уйти. Он застыл и слушал.

— Нужно быть осторожными, — тяжелые шаги стучали по полу. — Я буду действовать только по закону. Если она — то, что я думаю, сам Совет потребует ее смерти. Не нужно раскрывать другие неприятности.

— Богиня! — скрип, словно кто-то плюхнулся на стул. — Я думал… я думал, она вернулась к жизни. Мне… нужно увидеть ее. Увидеть ее голову под тем стеклом. Мне нужно знать, что она все еще как мертвая.

— Нет, Гвардин, — резко ответил Фендрель. — Не сейчас. Дверь должна оставаться закрытой, печати — целыми. Мы в безопасности, пока не действуем необдуманно.

— Но та девчонка…

Король не закончил, долго было тихо. Ни звука, ни движений.

Гвардин заговорил снова:

— Кто-то еще понял правду?

— Еще нет, — ответил Фендрель. — Редкие в Перриньоне могут узнать ее. Нейн узнал бы, но он мертв, — еще два шага. Голос Фендреля зазвучал удивительно мягко, словно он успокаивал. — Я все проверю. Клянусь, брат. Но дай мне сделать это по-своему. По закону Эвандера. А пока я прослежу за твоей безопасностью и за безопасностью гостей.

Оба голоса стали тише, Герард уже их не слышал. Он попятился, едва дыша. Как только он оказался достаточно далеко, он повернулся и направился к своему кабинету. Он прошел в тихую комнату и выдохнул с облегчением. Воздух был холодным. Никто не развел огонь в камине, но ему было все равно. Важно было, что он был один.

Что он подслушал? Он не понимал. Они могли говорить… об Айлет? Это было неправильно. А остальное… что это значило?

Голова гудела, Герард прошел к камину, наверное, желая развести огонь. Но там он увидел обгоревшую книгу. Книгу Серины.

Ее книга ереси.

Мир сужался вокруг него, темный и опасный. Он попятился от камина, прошел к столу. Он рухнул на стул, сидел так долго, смотрел в пустоту и ни о чем не думал.

Мысли медленно вернулись в голову. Воспоминания. Четыре года назад, первая свадьба. Одержимость и исчезновение Фейлин. Он сидел на этом месте один месяцами, не мог связно мыслить, не мог чувствовать, не мог жить. Он мог лишь мечтать о мести, хотя знал, что не мог ее осуществить. Он ушел в себя, в свое отчаяние, глубже и глубже, пока не показалось, что сбежать не выйдет.

А потом появилось первое письмо от Серины.

Оно было простым. Не длинным, без прикрас. Зато честным. Но в тех нескольких страницах Герард нашел свои мысли и чувства, выраженные словами. Серина понимала. Серина тоже любила Фейлин. Серина, чья мать погибла в ту ночь. Серина, которую отослали в храм, отрезанная от семьи и любимых в горе. Она горевала, в своем одиночестве она пыталась дотянуться до единственного человека, который мог понять, что она чувствовала.

И вдруг колодец эмоций в душе Герарда оказался переполненным.

Первое письмо, которое он написал ей, было как вскрытый нарыв — ужасное и грубое, полное печали. Он ничего не скрывал. Он высказал все, написал со злостью, рука дрожала так, что вряд ли слова можно было прочесть.

Он отправил письмо, ворочался неделями в кровати, глядел в потолок. Не знал, не сожжет ли его Богиня за все, что он осмелился написать.

А потом прибыло второе письмо Серины. В ее словах не было осуждения, только понимание и правда. Твердая правда, не дрогнувшая от боли.

Он ненавидел ее за это. Ненавидел за то, что он считал простотой и слепотой. Он написал еще один гневный ответ.

Но она ответила. Все еще нежно. С верой. С пониманием.

Он говорил себе, что не ответит в этот раз… но через неделю сел с бумагой и пером и попытался еще раз излить сердце словами, хотел узнать, что она скажет.

И так началась переписка, пока его письма не перестали гореть гневом. Его гнев медленно сменился простой печалью. Печаль не уходила, но появились и другие чувства. Они делились общими воспоминаниями, и письма Серины чаще вызывали смех у Герарда, а не слезы.

Так было до последнего года, когда он понял правду. Он ждал те письма уже не из-за связи с Фейлин. Он желал связи с той, кто писал эти письма.

С Сериной.

Никто не мог удивиться сильнее Герарда, когда он узнал, что вдруг выросло в его сердце. И как только цветок любви стал цвести, лозы стыда попытались задушить его. Как он посмел полюбить Серину?

Но время шло, и он принял правду: чувства к Серине были глубже, чем симпатия к ее красивой и безрассудной старшей сестре. Серина была тихой луной, которую всегда затмевало яркое солнце, Фейлин. Но время многое изменило, и… и…

Герард со стоном опустил голову на ладони, впился пальцами в кожу головы. Он написал Серине. Много месяцев назад. И она не ответила. А потом он принял ее молчание как мягкий отказ. Она не приняла его чувства.

От этого их брак по контракту казался ужаснее. Как он мог взять в жены девушку, которую любил, зная, что она видела в нем только того, кто любит ее сестру?

Но это было не все. Она сказала ему вчера, когда показала ему свой перевод. Серина не любила его не из-за своей сестры. Просто он был обманщиком.

Принц смотрел на свое будущее, на грядущую свадьбу и видел впереди только тьму.

Эверильд забрала нарядную форму, но хотя бы оставила штаны. Айлет не понимала, почему все так хотели разлучить ее с одеждой. Может, так они держали ее взаперти в Дюнлоке. Без штанов девушка не сможет бегать по округе, да?

Айлет сидела на краю кровати, босые ноги были в дюймах над холодным полом. Она скривилась. Ей приказали отдыхать, сообщили, что ей нужно было восстановиться до церемонии завтра вечером. Они прислали ей еду, которую она почти не тронула, и еду увезли, а она поняла на закате, что была почти пленницей.