Олег Мир - Колдун

Возвратившись в тепло, к удивлению, обнаружил что, бабка не хлопочет по дому, а мирно себе похрапывает. Ладно, бывает и такое, возраст как ни как. В детстве проснуться раньше бабули было нереально казалось, она вообще не спит.

У бабушки моей Антонины Петровны, было две ипостаси. Первая милая женщина преклонного возраста. В меру рассеянная чуть ворчливая крайне заботливая и любящая своего непутевого внука. Также ведущая неравный бой с лишним весом. Вторая ее личность кроме зубо-скрипящего раздражения ничего не вызывало. Ведьма наставница, озлобленная старуха, которой невозможно угодить. Как ей удавалось делить эти две части, не перемешивая их в одну, лично для меня оставалось тайной. Возможно все дело в годах практики, когда нужно было прятать свою ведьмину натуру от всех включая мою мать.

Я протяжно зевнул, сон как цунами отхлынул, от берегов сознания, но уже грозил накрыть десятиметровой волной дрёмы. Желудок буркнул, напомнив, что пора и закинуть что-нибудь пока снова не отключилась голова. Открыл холодильник и щурясь от света, нашел кусок колбасы, не размениваясь на хлеб или батон, жадно откусил. Пока жевал, наткнулся взглядом на кетчуп. Вот это другое дело, я обильно облил колбасу и в таком виде употребил. Как ранее говаривал Максим, люблю помидоры, ажно готов их есть с кетчупом и запивать томатным соком.

Утолив голод, внезапно почувствовал, что веки тяжелеют, а рот так и норовит открыться в зевке. Похоже, организм против ранней побудки и требует еще пары часов блаженного сна. Кое-как добравшись до кровати, отключился.

Меня разбудил ментальный приказ бабки «ПОДЪЕМ», сон, словно оплеухой выбило из моей головы. Разлепил веки, и первое, что увидел это левую руку, от локтя до кончиков пальцев плотно упакованную в гипс. Работа грубая, первокурсник медицинского факультета и то лучше справиться, но, несмотря на всю неказистость сделано на славу. Это как же надо вымотаться, чтобы такое проспать? Да не, усыпила меня ведьма, штучки в ее духе. Моя сердобольная бабушка, применив древнюю анестезию, чтобы я под руками не путался, и озаботилась восстановлением покалеченной конечности. По истаскалась рука у меня за последние время. Одеваться с куском гипса на руке то еще удовольствие, одну пуговицу на штанах застегнуть чего стоит, но справился. После такого натянуть майку оказалось вообще легко. Хорошо, что рубашек не ношу, а то бы так голым и пошел бы. Ни носки, ни тапки одевать не стал, во-первых, тут полы все сплошь покрыты коврами, во-вторых, бабка всегда поддерживает комфортную температуру в доме, градуса двадцать два. И в последних у нее тут чище, чем в хирургическом боксе.

Открыл межкомнатную дверь, пересек проходную комнату, и очутился на кухне, втиснулся между столом и холодильником. И привычным жестом, отодвинул шторку посмотреть, что там творится во внешнем мире. На улице была тоска и печаль, то бишь серые облака затянули небо сплошным покрывалом. Твердо намереваясь разразиться дождем ближе к обеду. Кусты окончательно сбросили листву, и торчали голыми палками.

Бабушка, вошла на кухню, из крыльца, где у нее стояла газовая плита, в нос сразу же пробрался запах жареного яйца. Я сглотнул слюну, желудок отозвался недовольным урчанием, на такую наглую подмену. Тарелка опустилась передо мной. Ага, стоило догадаться хлеб в яйце, этим блюдом я питался все то время пока жил у нее. Оно было таким же неотъемлемым атрибутом моих будней как восход солнца. Это бесхитростное блюдо приелось мне еще в первые месяцы проживанию под бабкиной крышей, но другого она не предлагала. А если не нравится, то готовь сам.

— Спасибо, — ласково сказал я, показывая руку с гипсом.

— На здоровье, — натужно ответила она, ставя кофе рядом с тарелкой.

— Что случилось? — я с прищуром посмотрел на бабушку. Странная она сегодня какая-то, надела новое платье с зеленым отливом, вот и голову платком укрыла, простым белым, а сама мниться, словно ждет чего-то не очень-то и хорошего.

— Ты поешь, а то смотреть на тебя без слез нельзя, — сказала она жалостливым голосом, у меня ажно мурашки по коже побежали. Тут явно что-то не так.

Не найдя ни ложки, ни вилки, взял хлеб рукой, пальцы защипало от жара, переложил в левую. Хоть какая-то, польза то онемения. Обжечь пальцы не боялся, кожа на руке о грубела, да регенерация сейчас ускоренная. Это я знал из прошлого опыта лечения.

— Тварь лютует? — с набитым ртом, спросил я, жрать хотелось неимоверно тут не до соблюдения приличий.

— Да ушла тварюга, и труп я брезентом прикрыла, потом упокоишь как надо, — вот такая она у меня, что про тварь, что про труп одним тоном.

— Тогда что с тобой? — я уже серьезно заволновался, все эти недомолвки, и похоронный тон нагоняли на меня нервное беспокойство.

— Ты главное не горячить. Хорошо?

И прежде чем я успел ответить, массивная входная дверь легко отворилась, и на кухню вошел бородатый мужик, в нелепой джинсовке, и серых брюках, с кровавым взглядом из-под кустистых бровей. Я вскочил, схватил кружку с кофе, метнул в стража, чтобы выиграть хотя бы пару секунд для принятия каких-нибудь мер для защиты. Бородач легко уклонился, кружка глухо ударилась об стену, оставляя на обоях черный след. Злыдень лениво взмахнул косматой рукой, и я осел на пол, проваливаясь в черную тоску.

Тоска поглотила меня без остатка, лишая мотивации и желаний, оставив лишь бескрайнею безысходность. Душу рвало на куски лишь затем, чтобы скрепить вновь как попало. Мне словно бросила любимая девушка, умерла мать и сын и предали все, кому я доверял, одновременно. И это только та часть, которую можно передать словами, верхушка то безысходности, что овладела мной. И что самое страшное, из этой ситуации не было выхода, абсолютно никакого, даже умереть и то нельзя. Потому что там, за чертой меня ждет то же самое.

Сколько я пролежал в этом состоянии, не знаю время, словно исторгла меня из своего потока, делая пытку бесконечно долгой. Потом тоска отпрянула, не ушла, а лишь отстранилась, поселившись на краю души. У меня не было сил вырваться из плена тоски, как и не было желания. Пока кто-то извне не поставил перегородку, и не напитал позитивной энергией, и только тогда я смог открыть глаза, и вздохнуть полной грудью. Попытался пошевелиться, и из сухого горла вывалился слабый стон, тело занемело. Я напряг мышцы в попытке подняться, но все что получилось это перекатиться на бок. Отдышался, завалился на живот, чувствуя, как энергия нехотя заполняет тело. Надо встать, во что бы то ни стало нужно встать. Стиснул зубы, уперся лбом и ладонями в ковер, и медленно сантиметр за сантиметром принялся подниматься. Удалось встать не с первой попытки, но справился, и стоило утвердиться в вертикальном положении, как тоска колыхнулась. Я тихо простонал.