Игорь Дикарёв - Рабство. Маги. Суета [СИ]

— Знаю парочку. Вот, например: приезжают, значит, к отцу — знатному богатому воину, два сына, закончившие школу.

— А как его зовут?

— Тарас.

— Нет такого имени. Есть Тартах.

— Ладно, пусть будет Тартах. Так вот. Тартаху смешон внешний вид учёных сыновей. Он считает, что каждый мужчина должен быть воином. И они отправляются вместе на войну. Оба становятся хорошими воинами. Но затем старший сын влюбляется в дочку вражьего командира и предаёт своих. Из-за этого младший попадает в плен и погибает.

— Скучная какая-то история получается и грустная. Первая была лучше.

— Да подожди, Эйн. Это ещё не всё. Затем отец вместе с заново собранным войском опять идёт войной на врага. В бою он встречается с сыном и говорит ему…

— Глаза б мои тебя не видели?

— Да нет! Говорит: «я тебя породил — я тебя и убью!». Затем убивает. А в конце концов погибает сам.

— Так не интересно. Все умерли. Кто же это смотреть будет? Все и так умирают.

— И как тогда лучше?

— Ну, старший сын влюбляется в дочь вражеского командира, соблазняет её, потом её сестру, потом её мать, потом сестру матери. И так всех подряд начинает соблазнять. Затем вражеский командир в слезах приползает на коленях к Тартаху, просит того забрать сына обратно, а то в их стране скоро девственниц не останется. Тартах забирает сына, а взамен получает кучу золота!

— Да, Эйн… Не думал, что можно так закончить эту историю, но так она, наверное, будет выглядеть интереснее в наших реалиях.

Так, за разговорами подошла к концу дорога до границы с центральной провинцией Олода. В пути мы условились, что в случае проверки Олаф будет музыкантом, ведь он неплохо играл на местном варианте гуслей. Я, не знаю, как так вышло, но, может быть, у меня много времени было свободного на земле или ещё что, но тем не менее я умел жонглировать. Сам не помню, когда и как научился. Было решено, что я буду жонглёром. Левая рука слушалась меня плохо, поэтому я бы жонглировал правой. Марон по легенде был нашим поваром и продавал на представлениях настойку на жабе.

Долго не могли решить по поводу Терна. Затем я предложил, что он будет стрелять из лука в яблоко, поставленное на голову другому артисту. Но когда мне предложили быть этим самым вторым артистом, я пожалел о своих словах. Терн, конечно, метко стреляет, но мало ли. После долгих споров Шиара сама предложила свою кандидатуру на эту роль, сказав, что у неё достаточно реакции и ловкости, чтобы в случае чего увернуться от стрелы.

Все согласились, хотя мне стало страшно за неё. Я велел Терну перед стрельбой никогда не употреблять настойку на жабе.

***

Как мы и предполагали, на границе нам сказали продемонстрировать свои навыки. Стража боялась, что мы повстанцы, и хотела убедиться, что мы артисты. Стражникам понравились придуманные мною с Эйном сценки, которые мы разыграли, Олаф неплохо сыграл на гуслях, а Марон предложил страже отведать настойки. Некоторые стражники согласились, от этого один из стражников стал по-детски хихикать, а другой лёг на спину прямо на земле и рассматривал что-то в небе. Другие стражники от настойки отказались.

Когда казалось, что всё уже благополучно закончилось, Терн выстрелил в яблоко, поставленное на голову Шиары. В этот момент к ней слишком близко подошёл командир стражи, одетый в яркий зелёный плащ из шёлка. Яблоко взорвалось снопом брызг, большая часть которых попала командиру на лицо и на плащ.

Воцарилась тишина, которую прервал идиотский смех стражника, отведавшего настойку Марона.

— Не пускаааать! — заорал командир — Вы не артисты, а жалкие шарлатаны! Убирайтесь отсюда, чтобы духу вашего здесь не было! Таких артистов, как вы, половина Олода! Убирайтесь! Я пропущу вас, только если среди вас есть дрессировщик! Ибо указ Владыки — пропускать в страну всех дрессировщиков! Среди вас ведь нет таких? Так что убирайтесь!

Дрессировщики? Интересно, почему они такой указ относительно них? Нужно будет выяснить.

Около полугода назад произошло самое большое в моей жизни огорчение. Но вот сегодня произошло то, что назвать иначе как моей самой большой радостью или чудом нельзя.

Я понял, что пройти у нас не получится. Расстроенный словами командира стражи, я развернулся, чтобы вернуться в фургон. В этот момент я сперва не понял, что я вижу. Передо мной стоял на двух лапах, неведомо как подкравшийся, огромный бурый медведь!

Он зарычал, но как-то без угрозы, что ли. Затем опустился на четыре лапы и принялся облизывать мне руку, словно собака. Я стоял как вкопанный. Значит, в тот раз в лагере мне не показалось, и между деревьев действительно кто-то шёл. Это был Бурый.

Не знаю, почему, но он преследовал меня с того самого момента, как я попал в этот мир. Ведь медведей здесь нет. Он один на всю планету, так что это был тот же самый медведь, только он стал ещё крупнее. Видимо, местный свежий воздух и незагрязнённые дымом заводов лесные ягоды шли на пользу.

Остолбенел не я один. Даже выпившие настойки солдаты сейчас протрезвели и молча смотрели на нас с медведем. Первой в себя пришла Шиара.

— У нас есть дрессировщик, вот же он, — она указала на меня рукой. — И зверь есть. Видели такого когда-нибудь? А, мальчики?

Командир еле выдавил из себя одно слово:

— Проезжайте…

Бурый направился к фургону и залез внутрь. Эйхо нервно посматривали на зверя. Фургон под весом животного наклонился и заскрипел. Мы осторожно последовали за ним. Когда мы зашли, медведь уже вовсю ковырялся в наших припасах, поедая самое вкусное, что у нас было. Мы аккуратно уселись в сторонке.

Больше всех повезло Эстэбану — он сидел снаружи и не соседствовал с грозным зверем.

— Это ведь правда твой зверь, Саян? — осторожно спросила меня Шиара. — Вы ведь просто прятали его в лесу, как в тот раз Терна, да? — продолжала она, словно пытаясь саму себя убедить в том, что зверь действительно ручной.

— Д-д-да… Мой… Милый ручной зверёк… Я уже полгода с ним… Мы с вами ехали на фургоне, а он шёл по лесу за нами…

Шиара после этих слов сразу как-то расслабилась и стала подсовывать медведю под нос сладости. Он аккуратно брал их из рук и ел.

Фургон ехал дальше. Мы понемногу привыкали к соседству Бурого, который после того, как наелся, лёг спать прямо в фургоне, положив огромную тяжеленую голову мне на колени.

— А ты хитёр, Саян. Такой козырь в рукаве прятал, — сказал Эйн. — Ну и правильно делал, что не рассказывал нам про него. Вдруг мы бы оказались разбойниками, а не артистами, а он бы в случае чего быстро пришёл бы на помощь.

— Да. Я всегда стараюсь быть осторожным, — нервно ответил я.

Мы подъезжали к столице Олода — городу Олоду. Местные, видимо, не сильно утруждали себя придумыванием названий.