Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

А где листья? – подумала Эльга. Где листья? Это пожатье? Нет, это не пожатье, это уже версень, ее месяц. Должно быть полно листьев. Это следующий – оголец.

– Сюда.

Скаринар первым поднялся на помост. Помост был длинный, и таким же длинным оказался ряд установленных столбов, плах и высоких колодок. В колодках уже стояли на коленях люди, окованное железом дерево смыкалось вокруг запястий и голов.

– Ближе ее, – распорядился Скаринар.

Эльгу грубо толкнули вперед, поставили от мастера смерти слева, встряхнули, видимо для того, чтобы окончательно разбудить.

– Видишь? – Скаринар жестом указал на площадь.

Она была оцеплена и разделена на две части. У самого помоста, скованные, ожидали своей участи захваченные в плен бунтовщики. Их было, наверное, около сотни, окровавленных, едва держащихся на ногах мужчин и женщин. Молчаливая, собранная для казни толпа белела лицами дальше, за тесным рядом вооруженных щитами и мечами стражников. Десять шагов пустого пространства отделяли одних от других, хотя, наверное, для Скаринара не было никакой разницы, кто где.

– Так, постой.

Мастер смерти платком отер Эльге щеки. Посмотрел, послюнявил краешек и вторично мазнул тканью по не понравившемуся ему участку кожи.

– Лучше видно? Кажется, я кое-что тебе обещал, – сказал он. В коричневом глазу его заплясали искорки. – Это будет еще один урок.

– Это не я, – сказала Эльга.

– Что – не ты?

– Это листья, они не слушаются меня.

Скаринар громко фыркнул.

– Ничего глупее не слышал! – заявил он, разглядывая площадь. – Ты мастер или не мастер?

Эльга сжала пальцы.

– Я – мастер, но листья… они испытывают страх перед панно и перед…

– И передо мной, да?

– Да.

– Пройдемся?

Скаринар сжал свои пальцы чуть повыше ее локтя. Они пошли по помосту в дальний его конец, к трепещущему флагу и липе, выпроставшей ветви из-за ограды. Стражники вытягивались, замирали, пристукивая копьями. Их узоры дрожали и путались от страха.

– Значит, листья, – сказал Скаринар.

– Да.

Пленные за помостом смотрели на них кто с отчаянием, кто равнодушно, кто с ненавистью и желанием убить. Узоры их горели ярко, словно на костре последних минут. А все колодники смотрели вниз – строение колодок не позволяло им поднять голову.

– Знаешь что, – сказал Скаринар, останавливаясь, – я объясню тебе, в чем состоит глупость. Глупость состоит в том, что листья не могут чего-то бояться и вообще испытывать какие-то чувства. Они есть отражение мастера. Понятно? Это не они, это ты, исключительно ты решила вдруг, что листьям страшно, больно, гадко и прочее. Значит, это тебе страшно, это тебе больно, гадко и противно, и ломать в первую очередь необходимо этот лживый бунт в твоей голове. Что ж, я это сделаю. Мне, видишь ли, нужно панно.

– Господин Ольботтог…

– Заткнись!

Скаринар подтащил Эльгу к одному из колодников.

Он нажал на рычаг, и колодку повернуло с ребра горизонтально, заставляя пленника со стоном изогнуться и открыть глаза.

Это был парень с короткими усами и едва проросшей бородкой. Волосы его были спутаны. Левую щеку украшал свежий, гноящийся рубец.

– Посмотри на него, – сказал Скаринар.

– Я смотрю, – отозвалась Эльга.

Мастер смерти платком стер парню кровь с век. Была в нем, видимо, болезненная страсть к тому, чтобы собственноручно приводить в порядок чужие лица.

– Имя? – спросил он.

Парень попытался плюнуть в него, но смог лишь, напрягшись, изобразить плевок губами. Рот его был сух.

Скаринар рассмеялся.

– Так и не скажешь?

Парень промолчал.

– А ей? – кивнул Скаринар на Эльгу. – Она, знаешь, выступает сейчас виновницей твоей близкой смерти. Ей, наверное, можно сказать?

Парень посмотрел на девушку. В светлых глазах его была одна усталость. Яблоня, южная акация, тис.

– Вы с ним? – спросил он.

– Я такая же смертница, – сказала Эльга.

– Ну-ну, – с усмешкой приобнял ее Скаринар, – твоя смерть пока отложена. Сама знаешь, в этом случае я не тороплюсь.

– Я – Густар Малесс, из Дьоварда, – сказал парень. – Запомните меня.

– Я запомню, – сказала Эльга.

– Замечательно! – воскликнул Скаринар. – И не надо звать кафаликса со списком бунтовщиков. Кстати, Густар, ты послужишь примером для этой глупой особы, которая, кажется, ничего не понимает в мастерстве.

Он обернулся к Эльге, а затем выкрикнул в толпу:

– Густар Малесс!

Толпа зашумела, замахала руками. То ли приветственно, то ли грозно, то ли оттого, что ей так было указано. Пленные у помоста вскинули головы.

– Густар Малесс! – загремел голос кафаликса, взошедшего на узкую трибуну. – Бунтовщик и убийца! Приговаривается к смерти Повелителем Края всеславным господином Скаринаром Ольботтогом с одобрения и всемерной поддержки высокого совета титоров!

Кто-то из толпы вскинул шапку.

– Мастерство, – сказал Скаринар, убирая волосы Густару со лба, – состоит в том, что ты в определенном смысле становишься его заложником. Оно как бы все время искушает тебя, подначивает, испытывает, так ли ты силен. Готов ли ты умереть, Густар?

Парень прикрыл глаза.

– Нет, – прошептал он, побледнев.

– Увы, – сказал Скаринар и с усмешкой обернулся к Эльге. – Мне вот почему-то смерть никогда не говорит, что кого-то хочет оставить в живых, что сегодня ей хорошо бы передохнуть или что пора проявить сострадание. А у тебя вдруг – листья. Знаешь почему? В мастерстве всегда есть момент, когда мастер должен работать, пересиливая себя. Я этот момент давно прошел. А ты, похоже, нет.

Он легонько стукнул Густара по лбу.

– Есть кто дома?

Парень с усилием раскрыл глаза.

– Убейте уже, – сказал он.

– Сейчас, – кивнул Скаринар, – не сомневайся. Просто ты не единственный, кто нуждается в моем внимании.

– Не надо, – попросила Эльга.

– Смотри!

Скаринар подтянул ее, отступившую, ближе. Рядом, сбоку, встал еще кто-то. Густар Малесс слабо улыбнулся.

– Я объясню тебе про мастерство, – сказал Скаринар. – Смотри, я могу убить не всего человека, а, например, его руку. Правую.

На глазах у Эльги заключенная в колодку кисть пленника сначала побелела, словно обескровленная, а потом, распухая, принялась наливаться чернотой. Пальцы сделались толстые, кожа натянулась, готовая лопнуть. Густар Малесс наблюдал за своей рукой, кося глазом и сцепив зубы. Несколько мгновений он держался, но потом хрипло закричал.

Будто поджидая этот момент, Скаринар выпрямился, и кисть пленника тут же взорвалась ошметками гнилого мяса и осколками костей. На Эльгу плеснуло гноем, кровью, она качнулась назад, машинально вытирая губы, щеку, шею. Ладонь сделалась влажной. В рот протекла сладость. Эльгу замутило.

Пленник задергался, хрипя. Вместо кисти у него алел обрубок, который больше не держала колодка.