Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Как и я, и все прочие дети этого края, она росла не по годам. К ее одиннадцатилетнему возрасту она хоть и не отличалась высоким ростом, как прочие мои соплеменники, тем не менее была на редкость правильно сложена. В какой-то момент мне пришла мысль о том, что она становится похожа на гиперактивную обезьянку — ее руки были так сильны, а тело было столь подвижным и гибким, что, казалось, пусти ее резвиться в джунгли, и... скорее всего они сгорят к вечеру того же дня. А она лишь будет сидеть на самом высоком дереве и хохотать что есть мочи.

— Сегодня я сравняю счет! — звонко прикрикнула она, отпуская меня и убегая вперед.

За плечами у нее покоился тугой лук, чуть поменьше моего, а колчан, полный стрел, хлопал по ее бедрам.

— Не дождешься! — весело ответила я, но бежать за ней не решилась.

В конце концов, как шутила сама Кира, она до сих пор оставалось незамужней лишь потому, что никто в деревне не мог за ней угнаться. Это ей все веселье да шутки, а у меня впереди еще целый день, так что ни к чему было растрачивать силы на всякие глупости.

Когда я проходила дальше по вершине фьорда, мне наперерез прошли двое. На плечах у них взгромоздился огромный ствол сосны, и если обычному мужику было явно тяжко от подобного груза, то вот второй, Снорри Ульксон, великан и настоящий богатырь, которому, казалось, и помощь-то не была нужна, чувствовал себя вполне комфортно.

— М, Майя, — пробасил Снорри и махнул мне рукой, отчего бревно скатилось по его огромному плечу прямо на ногу несчастного мужика, решившего помочь моему огромному засранцу.

Тот застонал от боли, стал ругаться на старшего Ульксона всеми известными ему проклятиями, но стоило лишь Снорри взглянуть на него, как спесь человека поубавилась, и он лишь продолжал шипеть от боли.

— Людей моих калечишь, а, Снорри? — усмехнулась я, протягивая ему руку.

— Мпф, — только и произнес в ответ он, так крепко сжав мою ладонь, что я едва не завизжала от боли.

— Ладно... — сквозь зубы простонала я, и он наконец отпустил мою руку. — Ты знаешь где меня искать.

— Мгм, — кивнул он в ответ и, как ни в чем не бывало, поднял огромное бревно одной рукой, зажав его под мышкой, и побрел себе дальше.

Я лишь усмехнулась ему вслед и помогла раненому рабочему встать. Тот шипел от боли и все продолжал материться себе под нос, злобно зыркая в спину огромного юноши. За это я отвесила ему звонкую оплеуху, а затем помогла опереться на свое плечо.

— Мы все здесь — одна большая семья, — строго сказала я ему, — а в семье все друг друга уважают. Он-то найдет в себе силы извиниться, только бревно дотащит, а ты, Мелькор?

— Извини, Соленый Ворон... — виновато пробурчал мужик.

— То-то же, — улыбнулась я. — Хьялдур!

Свободной рукой я замахала маячившему вдали друиду. Он обходил по кругу большой тотем ворона, который мы поставили на вершине фьорда две зимы тому назад. Услышав мой голос, стареющий мужчина отвлекся от своих ритуалов и помахал рукой в ответ.

Быстрым шагом Хьялдур подошел к нам и поцокал языком, вздыхая и глядя на раненого рабочего.

— Снорри ему бревно на ногу уронил, — виновато улыбнулась я.

— Березовое? — протянул друид, снимая с пострадавшего обувь из мягкой кожи и осматривая раскрасневшуюся стопу.

— Сосновое, — усмехнулась я.

— Снорри-Снорри... — вздохнул Хьялдур и наконец взглянул мне в глаза. — Настоящий великан вырос, а, Майя? Не то что братец его.

— У Варса сила в другом, — ответила я и передала пациента на плечо друида. — Ладно, увидимся еще!

Я пошла прочь и лишь услышала вслед тяжелый вздох. Я знала, что на самом деле забота о раненых и больных Хьялдуру была по душе, поэтому это скорее было безмолвное наставление для меня: "Держи своих террористов в узде, Бортдоттир!"

А как их удержишь, когда это они помогали мне со всеми моими обязанностями? Дети выросли, теперь вместо них я видела подле себя бесстрашных воинов и лидеров, хоть с этим и не были согласны все жители нашей деревни.

Но и такие вещи были вполне естественны. В конце концов, не все здесь жили с самого начала, многие из тех, кто теперь делит с нами пищу и очаг, пришли сюда из дальних земель, лишь услышав о месте, где всеми правит мудрая и справедливая девушка-друид.

Впрочем, ничто из этого не было правдой. Я не была друидом, да и мудростью со справедливостью в решениях похвастать не могла. В конце концов, в таком примитивном обществе даже наказание смертью за любую провинность видится многим из моего племени справедливым и беспристрастным правосудием. К счастью, до таких радикальных мер мы еще не доходили, однако мне лично пришлось отдать приказ, когда вору, пойманному на краже, я же и приказала отрубить руки.

Но целью всего были дети. Один только вид того, как они резвились и беззаботно хохотали, не страшась голода, чудовищ или захватчиков из других земель, делал меня счастливой. Ради такого я была готова на гораздо большие зверства, если в конечном итоге они приведут к процветанию. К тому же, наказания, которые я выбирала, были хоть и суровы, но вполне четко давали понять: нарушения порядка не будут прощаться. Пока что этого хватало, чтобы держать всю эту толпу в узде.

И стоило мне лишь начать оправдывать себя детским смехом, как мимо меня, огибая и бегая вокруг моих ног, пронеслась кучка детей. Их звонкие, беззаботные визги эхом разносились по фьорду, делая это место чище и светлее, чем когда-либо.

— Да стойте ж вы! — за детьми неслась одна из женщин, что в нашем поселении были няньками.

Рабочих рук всегда не хватало, и поэтому логично было назначить некоторых из матерей воспитательницами, чтобы они приглядывали за всеми детьми сразу. Некоторые возражали против такого решения, однако даже те, кто были против, довольно быстро признали преимущества подобного порядка.

— Никак не угомонятся, м? — улыбнулась я воспитательнице.

— Ох, Староста! — начала причитать она. — Вот ведь чертята маленькие! Как мошкара, ей богу! Только к ним, а они разлетаются во все стороны!

— Ну-ну, — усмехнулась я. — В баню их ведешь?

— Да уж пытаюсь.

— Дети! — воскликнула я, и мельтешащие подо мной карапузы вдруг остановились. — А вы знаете про пакицета? Вон того, м?

Я указала на длинный дом, над входом в который покоился массивный череп чудовища, сверкающий множеством длинных, острых зубов.

— Говорят, что раз в год, в эту самую ночь, он оживает, — таинственным, заговорщицким тоном начала я. — И охотится на детишек, которые не моются как следует, потому что чувствует их запах!

Дети завизжали, заверещали, и все как один со всех ног понеслись вниз по склону, к бане, сложенной из толстых бревен и стоящей на фундаменте из глиняных кирпичей. Их нянька понеслась за ними вдогонку.