Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Как поживает ваш муж?

– Он… – Калека, борющийся за место под солнцем, снедаемый болью и сжигаемый гневом. – Приспосабливается к своим ранениям.

– И, тем не менее, я ни разу не видел, чтобы он пропустил собрание Ассамблеи, хоть в дождь, хоть в ведро. Из него получился отличный оратор! – Корт благожелательно улыбнулся, заглядывая в кроватку. – Это у нас кто?

– Моя дочь Арди. – Савин чувствовала абсурдную гордость за своих детей и была рада ими похвастаться, даже перед людьми, чье мнение ей было совершенно безразлично. – Названа в честь моей матери. И почти такая же требовательная.

– Я инженер и не всегда вижу, что люди находят в детях, но эта малютка… – И он потыкал ее толстым пальцем. – Эта малютка просто красавица!

Маленькая Арди только недавно начала фокусировать взгляд, но сейчас она устремила его на румяное лицо Корта, и ее ротик начал подозрительно кривиться. Очевидно, она уже сейчас была превосходным знатоком характеров.

– А это мой сын Гарод. – Савин подвела Корта ко второй кроватке. – Назван в честь отца Лео.

– Не в честь первого короля Союза?

– Сомневаюсь, что это было бы созвучно нашей эпохе.

– И правда, наш последний монарх практически лишился какой-либо поддержки. Не считая немногочисленных твердолобых консерваторов на востоке Миддерланда, ему больше никто даже не кланяется, не говоря уже о том, чтобы преклонять колени.

– Да, теперь мы все равны…

Впрочем, еще не так давно Савин преклоняла колени перед королем, умоляя его пощадить жизнь ее мужу. А незадолго до этого она преклоняла перед ним колени в кабинете Суорбрека… по совсем другим причинам.

– Я слышал, что его держат взаперти в шести комнатах дворца, под постоянной охраной, – злорадно продолжал Корт. – Ему приходится просить разрешения, чтобы воспользоваться латриной. Только представьте!

Савин не хотелось это представлять. Орсо выказал милосердие по отношению к ней и ее мужу, как бы мало они его ни заслуживали. Больше милосердия, чем выказала бы она на его месте. Она подумала о том, что готовит ему будущее – теперь, когда ломатели все больше усиливают свою хватку, когда люди забывают прошлое и все меньше и меньше нуждаются в нем как во вселяющей уверенность символической фигуре… Ее брат, Орсо.

Она вздрогнула, как всегда, когда ей приходила эта мысль. Что будет, если секрет каким-то образом выплывет наружу? Если они узнают, что ее дети – внуки короля Джезаля…

Корт взмахнул полами своего сюртука и сел.

– Кажется, роль матери очень вам подходит.

– К моему некоторому удивлению.

– О, я не удивлен! Одна гражданка, знакомая нам обоим, как-то высказалась в том смысле, что вы должны родить набор бритвенных лезвий. Я сказал ей, что она идиотка, если думает, что вы не преуспеете в чем-то, на что направите свои усилия.

– Произошла Великая Перемена. – Савин нахмурилась, глядя на окно: ей показалось, что она услышала что-то снаружи. Она подождала, но новых звуков не последовало. – Мы тоже должны измениться.

– Всем сердцем согласен с вами. – Туша Корта была погружена в кресло, но сейчас он приподнялся, чтобы настойчиво придвинуться к ней. – И чем больше меняется мир, тем большие возможности перед нами открываются! Комиссар Пайк, по всей видимости, намерен сокрушить банки. Учитывая отсутствие кредитования, растущие цены на хлеб, перебои в поставках угля из Инглии… всего лишь покупая и продавая дальновидно, можно за день сколотить целое состояние! А уж для тех, кто знает нужных людей, видит благоприятные моменты; для тех, кто фактически может поставлять товары в Адую… Селеста дан Хайген…

– «Данов» больше нет, вы не забыли?

– Как бы ее там ни звали – она приспособилась к новой реальности с быстротой молнии! Теперь она обходится без париков, сама искренность, можно сказать… оказывается, она даже не рыжая, представляете?

– Я изумлена до глубины души.

– Но при этом она носит красную ленту через плечо! Из симпатии к чертовым сжигателям. Ее послушать, так она уже многие годы ратует за Великую Перемену – в то время, как она уже сколотила целое состояние, скупая в провинциях муку… Говорят, погода станет только холоднее, и роялисты собираются на востоке, жгут посевы. Маршал Форест и его люди. Они отказываются сложить оружие. Нужда будет все увеличиваться. С нашим каналом мы…

– Нет.

– Нет?… Материнство вас поистине изменило.

– Напротив. Я всегда с чрезвычайной осторожностью относилась к тому, какими возможностями пользоваться, а от каких лучше отказаться. – Она понизила голос, снова взглянув в сторону окна. – Когда они перевешают всех своих врагов, вы думаете, они на этом остановятся? Все будет постепенно выходить из строя, и им потребуются те, кого можно обвинить. Вы читаете памфлеты? Они печатают их еще больше, чем прежде! Нападают на аристократов, на иностранных агентов, на спекулянтов, скопидомов, барышников… на всех подряд!

Она вспомнила ту толпу: шарящая рука, пролезшая в разбитое окно ее экипажа…

– Никоим образом я не собираюсь оказываться на виду. И настоятельно советую вам последовать моему примеру.

Корт уставился на нее с распахнутым ртом.

– Вот уж никогда бы не предположил, что вам может не хватить смелости взять то, что само идет в руки! Леди Савин…

– Гражданка Савин.

– Такие возможности…

– Гарун вас проводит.

Старший брат Зури беззвучно скользнул в комнату. Его голова была почтительно наклонена, улыбка выглядела чуть ли не извиняющейся, но что-то в постановке его широких плеч, в том, как одна его сильная рука сжимала другую, не оставляло сомнений, что гостю пора уходить. Гарун умел сказать то, что нужно, не произнося ни слова; он был в этом почти таким же мастером, как его сестра.

Корт, мигая, поглядел на него, потом испустил тяжелый вздох и выбрался из кресла.

– Что ж… Боюсь, вы пожалеете об этом решении.

– У меня так много сожалений – сомневаюсь, что еще одно что-то добавит.

Проснулся Гарод и принялся хныкать; Савин наклонилась над кроваткой, чтобы его успокоить, и почти не заметила, как Корт покинул комнату. Нахмурившись, она опустилась на кушетку, расстегивая отворот на платье, чтобы вытащить липкую, ноющую грудь.

– Проклятье! – прорычала она, когда ребенок сдавил челюстями ее сосок. Даже не подумаешь, что у них еще нет зубов, столько боли они способны по недомыслию причинить.

Некогда ей завидовал весь Союз. А сейчас – поглядите на нее: сидит взаперти в нескольких комнатах, совсем как их король-арестант, и доит сама себя, словно фермер корову. Ради этих двоих неблагодарных маленьких чудовищ она сделалась второстепенным персонажем в собственной жизни… Как жарко в комнате! Или так было и раньше? Савин чувствовала, что задыхается.