Наталья Щерба - Сонный Дом [litres]

После каждой попытки бабушка страшно злилась и укоряла младшую внучку в том, что та не интересуется ничем достойным. Но Фини отвечала, что это неправда, у нее есть любимое дело – рисование. Особенно ей нравилось рисовать глаза! Фини где-то слышала, что, глядя в глаза человеку, можно увидеть его истинную душу, и ей хотелось узнать, есть ли душа у деревьев, цветов, лавочек в парке или, скажем, у маминой любимой чайной посуды. А еще Фини любила рисовать обычные вещи по-необычному: чайники и чашки со смеющимися или грустными глазами, вазы в полосатых штанах и юбочках, телевизор с тонкими ножками в вязаных носках или диван, который спал на своих подушках. На ее рисунках обычные вещи сразу становились интересными и нескучными. Но бабушка приходила в ужас от ее работ, а папа замечал, что стиль неплох, но его пугают чашки с большими глазами. Мама сдержанно хвалила ее рисунки, и только тетя Лиз, мамина младшая сестра, обожала рассматривать творения Фини и даже говорила, что у племянницы нестандартное творческое мышление, как у нее самой в детстве.

– Таким фантазерам, как мы с тобой, Фини, приходится нелегко, – говорила тетя Лиз за чашкой чая со своим любимым яблочным пирогом. – Мы слишком сложные для этого мира, а большинство людей привыкли к простым, понятным вещам, которые давно разложены по полочкам.

Слыша это, бабушка Эльвира всегда закатывала глаза и шумно вздыхала, поскольку считала мамину сестру большой чудачкой. Своего единственного сына Андрея – Фининого папу – она воспитывала в строгости, и он стал аудитором, правда, пока в не очень большой компании.

В конце концов бабушка сдалась и записала Фини в художественную школу, которую возглавляла ее подруга детства.

Вначале Фини там понравилось: повсюду были развешаны картины, написанные маслом, в классах вкусно пахло красками, и никто не запрещал рисовать. Она держалась целый год, рисуя скучные натюрморты и головы безликих мраморных людей, пока не пришло время годового экзамена.

Директриса лично выступила перед каждым классом, убеждая учеников проявить себя и нарисовать лучший натюрморт в своей жизни, потому что на экзамен должен был приехать какой-то важный человек, от которого зависело увеличение финансирования их образцовой школы.

Фини как никто прониклась пламенной речью директрисы и на итоговой годовой работе сотворила свой лучший натюрморт. На ее рисунке и у пузатой вазы, и у всех ее пионов, и у блестящего красного яблока, и у крутобокой желтой груши, и даже у каждой виноградинки на грозди винограда были глаза. Все это великолепие разместилось на плоской широкополой шляпе веселого бородача с лицом, густо усыпанным веснушками, – Фини перерисовала его с одной старинной английской открытки. Как позже выяснилось, бородач обладал неожиданным портретным сходством с тем самым важным человеком, от которого зависело финансирование школы. Вот только оригинал, в отличие от портрета, не отличался веселым нравом и, увидев рисунок Фини, почему-то очень рассердился и попросил ее покинуть класс.

На следующий день директриса пригласила бабушку Эльвиру к себе на чай. Бабушка вернулась через два часа и не сказала притихшей Фини ни слова. Только ее поджатые губы свидетельствовали о том, что разговор с подругой получился неприятным. После этого инцидента в художественную школу Фини больше не ходила.

В результате бабушка Эльвира махнула на нее рукой и сосредоточилась на старшей внучке Элле, которая, по ее выражению, «имела все шансы повысить социально-экономический статус семьи».

Вначале Фини обрадовалась: наконец-то ее оставят в покое! Но, увы, этим мечтам не суждено было сбыться…

Вообще-то все началось, когда Фини исполнилось четыре, – именно тогда с ней произошла первая странная история. Она вдруг впала в очень глубокий сон. Это случилось во время новогоднего гадания. Элла с подружками зажгли свечи по всей комнате и принялись по очереди высматривать суженого в большом круглом зеркале, висящем на стене. Фини тоже разрешили заглянуть, но она увидела в глубине зеркальной глади лишь отражение дрожащего огонька свечи, и почему-то ее сразу начало клонить в сон.

Возможно, Фини тогда просто устала, но заснула прямо на полу, а проснулась через целых три дня.

Случай повторился, когда Фини поехала в детский лагерь, который находился в старинной усадьбе. Сначала все шло хорошо. Старый дом очень понравился Фини – половицы в коридорах и лестницы были покрыты узорчатыми толстыми коврами, на стенах днем и ночью сверкали витые канделябры из хрусталя и меди, на старых медных карнизах висели тяжелые гардины и тюль, и даже в столовой кое-какая посуда была из серебра. Фини ходила по коридорам и представляла, что их семья живет не в маленькой квартире, а в таком вот сказочном особняке с кучей комнат, с необычными вещами и с огромным зеленым садом. В лагере не приходилось скучать, и Фини, записавшись на всевозможные секции и мастер-классы, быстро завела друзей.

В тот странный вечер в усадьбе отключили электричество, и в общей гостиной зажгли свечи в старинных подсвечниках. Сразу стало очень уютно и весело, старшие ребята начали рассказывать страшные истории, устроив настоящее театральное представление. Но тут Фини приметила отражение огонька свечи в начищенном до блеска медном подсвечнике и захотела спать.

Разбудили ее только через три недели. Вот тогда-то ее родители всерьез забеспокоились. Фини пришлось побывать у множества докторов, но все они разводили руками: девочка была абсолютно здорова.

А через некоторое время семья поехала в Грецию, где планировалось провести две недели. Но уже на третий день Фини снова заснула, завороженная праздничным уличным карнавалом, – в этот раз на целый месяц. Все, что она помнила, – отражение яркого отблеска пламени факела в витрине магазина.

Именно в Греции Фини догадалась, что впадает в глубокий сон, когда видит отражение пламени, и совершенно неважно, огонек ли это свечи или газовый фонарь. Она попыталась рассказать о своем открытии Элле, но та не захотела слушать и тут же сообщила родителям, что младшая сестра сошла с ума.

Фини вновь потащили к докторам. После этого похода она предпочла больше ни с кем не делиться своими догадками.

А еще через какое-то время у Фини начали расти синие волосы. Мама пыталась коротко стричь их, надеясь, что волосы снова станут каштановыми, но, увы, этого так и не произошло, и с тех пор Фини носила симпатичную, но короткую прическу-шапочку, которая только прикрывала уши.

Родители пытались убедить себя, что волосы у дочери все-таки каштановые, как у мамы, просто с необычным синим отливом, но волосы не изменились и через год, и тогда было решено снова показать ребенка врачам. Здоровье Фини оказалось в полном порядке, и доктора, все как один, советовали подождать, пока она вырастет. Ну а после, туманно намекали они, «само пройдет».