Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

– Дай мне пакет, – велела она, когда я все доела.

Я сделала как велено.

– Прекрасно, – сказала она. – Это была твоя порция еды на сегодня и завтра. Поужинаешь с нами в четверг.

– Мам! – закричала я. – Это всего-то немного шоколадной стружки!

– Я берегла ее на день рождения Мэтта. Не желаю объяснять ему, почему именно в его праздник десерта не будет. И ты не скажешь. Но ты съела то, чего хватило бы на четверых, так что пропустишь четыре приема пищи. Может, тогда до тебя дойдет, насколько в действительности важна еда.

– Прости, – сказала я. Я вообще не подумала про Мэтта. День рождения у него через пару недель. Но что теперь эти дни рождения? – Ты сможешь приготовить ему что-то другое?

– То, что ты сделала, очень плохо, – сказала мама. Она стала больше похожа на себя. По крайней мере на ту себя, которую я узнала за последние месяцы. И голос ее звучал более узнаваемо: – Я не могу позволить, чтобы ты или твои братья ходили сюда и ели что вздумается. Мы должны растянуть эти продукты так, чтобы продержаться на них как можно дольше. Почему ты никак не можешь понять? Подумаешь, все будут заглядывать сюда и съедать по баночке персиков. Или зеленой фасоли. Я знаю, что ты голодная. Я тоже голодная. Но наш единственный шанс – быть очень, очень осторожными. Может, через пару месяцев станет получше. Но, может, это займет больше времени. Если мы не надеемся на будущее, жить незачем. Этого я не допущу.

– Прости. Я больше никогда такого не сделаю. Обещаю.

Мама кивнула:

– Я знаю, ты хорошая девочка, Миранда. Я знаю, с твоей стороны это было просто легкомыслие. И мне плохо от того, что я тебя наказала. Но я серьезно. Ты можешь поесть теперь в четверг вечером. Такая голодовка не убьет тебя. Ты напихала в себя калорий на целую неделю. А теперь отправляйся к себе. Я правда не хочу продолжать этот разговор.

Живот у меня болит, как раньше, когда я обжиралась конфетами на Хеллоуин. Только сильнее, потому что тогда я обжиралась на сытый желудок. И не испытывала такой ненависти к себе.

Обидела маму. Даже не зная об этом, обидела Мэтта. Джонни тоже, поскольку он бы очень обрадовался десерту. Миссис Несбитт. Возможно, Питера.

Эгоистичная, эгоистичная свинья. Я не заслуживаю жизни.

7 сентября

Сегодня утром ко мне пришел Джонни.

– Мама сказала, ты вчера съела что-то из кладовки, – сказал он. – И что тебе нельзя есть до завтрашнего вечера. И если она узнает, что Мэтт или я поступили так же, то нас так же накажут.

Почему-то от этих слов мне полегчало. Просто иногда грызет мысль, что мама любит меня меньше, чем Мэтта и Джонни.

– Да, так все и было, – подтвердила я.

Джонни выглядел каким-то взволнованным:

– А что ты съела?

– Банку зеленой фасоли.

– И все? Весь сегодняшний день без еды из-за банки зеленой фасоли?

Я велела ему выметаться из моей комнаты и держаться от нее подальше.

Это мой единственный за сегодня разговор.

8 сентября

Мама пожарила две картофелины с огорода. И разогрела банку зеленой фасоли. На десерт был консервированный фруктовый салат.

Блудный сын позавидовал бы.

12 сентября

Понедельник.

Надо бы заняться учебой.

14 сентября

День рождения Мэтта. Ему девятнадцать.

На ужин у нас артишоки, то есть почти салат, а потом паста лингуини с белым соусом из моллюсков. Миссис Несбитт принесла свои домашние овсяные печеньки с изюмом – они нравятся Мэтту, но гораздо меньше, чем шоколад. От одной мысли об этом меня снова замутило. Я съела одну печенюшку (мама была бы в ярости, если бы ни одной), но на вкус она мне как пыль.

Меган права, я грешница. Правда, насчет ада она ошибается. Незачем умирать, чтобы попасть туда.

16 сентября

Сегодня Мэтт привез с почты два письма от папы.

Первое написано день-два спустя после отъезда. В нем говорится, как здорово было нас всех повидать, и как он нами всеми гордится, и как все будет хорошо, и что мы непременно скоро снова встретимся.

Второе письмо датировано шестнадцатым августа. Они с Лизой доехали до границы Канзаса, но Канзас не впускал никого, кроме тех, кто мог доказать, что у их родственников – родителей или детей – есть собственность в штате. Чего, ясное дело, они с Лизой сделать не могли. Пограничникам было плевать, что они всего лишь хотели проехать через Канзас в Колорадо. Им предложили несколько вариантов. Мол, ходят слухи про чиновников, готовых посмотреть на это сквозь пальцы на некоторых условиях.

– Что это значит? – не понял Джонни.

– Взятки, – пояснил Мэтт. – Даешь им, что они хотят, и тебя пропускают.

Проблема в том, что сначала надо найти такого чиновника, продолжал папа, плюс, у тебя должно быть то, что ему нужно. Кроме того, есть отдельный запрет на впуск беременных женщин, а у Лизы уже заметен живот.

Можно было бы попробовать объехать по второстепенным дорогам, но говорят, их патрулируют местные дружинники и не пускают чужаков.

Можно было бы поехать в Оклахому и добираться до Колорадо через нее. Бензина у них немного, и, по слухам, в Оклахоме не лучше, а то и хуже, но они рассматривают этот вариант. Лиза твердо намерена добраться до родителей.

Температура около четырех-пяти градусов, и они с Лизой остановились в лагере для беженцев. Отопления и еды нет, вода и туалеты ограниченны. Им разрешили задержаться только на один день, потом надо снова ехать. Если придется, поедут обратно в Миссури. Из-за землетрясений штат почти не контролируется полицией.

На этом, в общем-то, письмо заканчивалось, и оно дико нас всех напугало. Папа всегда старается уберечь нас от лишних тревог. Три года назад, потеряв работу, он убеждал всех, что остаться без места – это сбывшаяся мечта. Жизнь полна неожиданных возможностей. Когда, мол, закрывается окно, открывается дверь.

Ну и конечно, для него-то дверь открылась. Он нашел работу в Спрингфилде, встретил Лизу, и не успели мы оглянуться, как он уже женился во второй раз и ждал ребенка.

Вот только сейчас папа не разглагольствовал про окна, двери и неожиданные возможности.

За долгое время это были первые вести о том, что происходит за пределами Пенсильвании. Запреты на передвижение. Какие-то самопальные дружинники. Лагеря беженцев. И все это – в той части страны, где, предположительно, ситуация должна быть получше.

– Уверена, скоро от него придет еще письмо, – сказала мама. – И там будет написано, что они с Лизой благополучно добрались до ее родителей и все в порядке.

Мы все понимали: она говорит это, потому что так надо.

Если папа больше не выйдет на связь, мы никогда не узнаем, что с ним произошло. Есть вероятность, что они с Лизой доберутся до Колорадо, и что там не все так ужасно, и с ними все будет в порядке, и с малышом все будет в порядке, но мы будем не в курсе.