Кирико Кири - Песнь надежды. Том 4

— Зачем мелочиться? — отозвался я.

Дом, милый дом, как говорил один из моих боевых товарищей в прошлом, когда мы шли штурмовать внеочередную крепость где-то в снежных лесах под градом стрел и камней. Поэтому дом — понятие субъективное. Для кого-то это война, которая всегда и везде, а для кого-то определённое место, тихая гавань, куда можно вернуться и почувствовать себя в безопасности.

Эти мысли посетили меня, когда мы подъезжали к забору нашего поместья. Ничего особенного, совсем ничего, но почему-то, глядя на него, на большие стены поместья, кричащие о богатстве хозяев, я испытывал странное чувство.

Вернулся домой?

А у меня вообще есть дом?

Ответ-то понятен, но в этом мире, слишком спокойном и непривычном, я чувствовал изменения. Как говорил умный человек, люди всегда приспосабливаются. Когда я воевал в том или ином мире, тоже приспосабливался. К поведению, к манере общения, к самой жизни — всё же война в пустыне и война в джунглях заметно отличались друг от друга.

Здесь я тоже приспосабливался. Приспосабливался к жизни. К более спокойной и простой, где не ждёшь каждую минуту, что тебе череп снесёт снайпер или под ногой окажется мина. Где не надо думать, где провести отряд: через болото или через овраг, чтобы не попасть в засаду.

Спокойная жизнь вносила свои коррективы, и я менялся, нравилось мне это или нет. Становился менее осторожным, из-за появившегося времени и возможностей интересовался больше другими вещами. Человек всё равно приспосабливается, и я приспосабливался.

Может из-за этого менялись немного и взгляды с ощущениями? Всё же это поместье не было моим домом, но я чувствовал какое-то едва заметное облегчение, возвращаясь сюда.

У порога нас уже встречал с почтительным поклоном Хайсер, дворецкий рода Бранье, которому, как я понимаю, доверяли многое, включая заботу о поместье. Мужчина с усами и короткими волосами, всем своим видом показывающий статус нашей семьи.

Рядом с ним стояли Миссис Ривингтон, полноватая женщина в возрасте и две молодых служанки, имя одной из которых я не знал, а вторую звали Диной.

— Господин Диор, господин Тэйлон, добро пожаловать домой, — склонился Хайсер, когда мы выбрались из самоезда на твёрдую землю. — Я рад видеть вас в добром здравии.

Миссис Ривингтон и две других служанки послушно поклонились следом.

— Ага, здравствуй, Хайсер. Смотрю, дом наш ещё не снесли, — окинул он взглядом поместье.

— Как вы и приказали, охрана была усилена.

— Ну и отличненько. Мы в кабинет отца, так что нас не беспокоить. Принесите там чего-нибудь перекусить, — небрежно махнул он рукой, проходя мимо.

— Как скажете, господин Диор, — поклонился он ещё раз и вопросительно посмотрел на Ушастую, что куталась в тёплую одежду. — С вашего разрешения, позвольте поинтересоваться насчёт вашей гостьи…

— Она слуга брата, — небрежно кивнул на неё Диор.

— Я понял. Добро пожаловать в поместье Бранье, — кивнул Хайсер ей уже как равному себе. — Надеюсь, мы с вами сработаемся.

Ушастая даже слова не сказала, посмотрев на Диора недовольно, но тем не менее ничего не сказав. Потому что А: при всей безобидной внешности от него удивительным образом чувствовалась сильная личность, с которой невольно считаешься; Б: Диор сказал то, как обстоят дела на самом деле. Она моя слуга — это факт и с ним не поспоришь. Ушастая сама так постоянно повторяет. Поэтому здесь он лишь сказал факт.

— Её за дверь, — кивнул Диор на Ушастую, когда мы вошли в кабинет Зарона. — Незачем ей слушать наши разговоры.

— Я тебе не подчиняюсь, человек, — почти выплюнула Ушастая эти слова. — Если думаешь, что можешь мной здесь командовать, то советую подумать дважды.

Диор бросил на неё взгляд и лишь улыбнулся.

— Брат, твоя слуга, тебе с ней и управляться. Но такие разговоры ведутся один на один.

— Ушастая, за дверь, — кивнул я, не оборачиваясь на дверь.

— Да, Ушастая, за дверь, — с ехидной улыбкой повторил он.

— Человеческое отродье… — прошипела она.

— Заткнись и проваливай, слуга… — хмыкнул Диор, сев в отцовское кресло.

Ушастая лишь одарила его полным ненависти взглядом, после чего, крутанувшись на каблуках, вышла из кабинета.

— Тебе обязательно искать в её лице врага? — негромко спросил я. — Идти на конфликт.

— С чего я должен вообще распинаться перед каким-то недочеловеком? Ещё и у себя дома? — задал он встречный вопрос. — Пусть знает своё место, раз слугой назвалась. И вообще…

— Ты ей не доверяешь.

— Естественно. Приставили к нам смотрящую, и хрен его знает, она служит или сливает про нас информацию. Раз ты и сам это понял, держи её подальше от наших секретов. А теперь…

Диор облокотился на спинку и забросил ноги на стол, словно хозяин этого поместья.

— Эх… всегда мечтал так сделать. Вот каково быть главным.

— Не забывайся, Диор, — негромко предупредил я.

— Да-да, прости, — улыбнулся он. — Можешь поставить стул рядом, будем оба на этот стол ноги закидывать.

— Раз зашла речь о слугах и доверии к ним, что насчёт остальных? Хайсан…

— Хайсер, — поправил меня Диор.

— Да, Хайсер. Или та же мисс Ривингтон…

— Миссис, — вновь вставил он.

— Ты будешь каждое моё слово исправлять?

— Нет, лишь там, где ты ошибаешься, — оскалился он. — Хочешь получить уважение слуг, относись сам к ним с уважением. Тогда они будут любить тебя и уважать. В конечном итоге, мы за них в ответе.

— Ты не ответил про доверие.

— А что здесь отвечать? Мы им доверяем.

— Они рабы?

— Не, разве что Хлина, но та особый случай.

— Это что немного на голову больная? — припомнил я пучеглазую умственно отсталую и счастливую служанку, что работала в доме.

— Ага, любимица наша, — расплылся в улыбке Диор. — В любом случае, нет, очень навряд ли. Каждый из них предан нам по тем или иным причинам. Знаешь же, прикорми собаку, и она будет тебе верной до конца своих дней.

— Интересно ты их сравнил.

— Плевать, — отмахнулся он. — Мы защищаем своих слуг, помогаем им в случае необходимости, платим им, и они души в нас не чают, работая усердно на совесть и считая своим долгом служить нам. Часть рода, как-никак, получаются.

— Но среди них могут быть предатели.

— Да как и везде, брат, — развёл Диор руками. — Но почему люди не предают свои страны и воюют на их стороне? Почему до конца верны своему командованию и так далее? Ответ всё там же — верность. Чувство, что ты принадлежишь чему-то большему, желание быть частью чего-то великого, гордость за это. Чувство причастности, что можешь смотреть на других с гордо поднятой головой, что ты как бы всё равно выше них, раз принадлежишь роду. А ещё отношение — когда чувствуешь к себе заботу, хочешь ответить тем же. И чувствуешь удовлетворение, когда не поддаёшься на уговоры и соблазны, оставаясь верным своим. Людьми довольно просто управлять, надо лишь знать, на что давить.