Д Штольц - Удав и гадюка

Макушка Плешивого, лысая и блестящая под блеклыми звездами, окончательно пропала, а мимо Юлиана прошел важным шагом надсмотрщик домовых с забавной кличкой «Пророк». Искупавшись, наконец-то, в воде теплее колодезной, Юлиан надел чистые вещи и застегнул у шеи новый рабский обод, который выглядел побогаче: уже с медной пластинкой и выгравированным именем хозяина. Затем завернулся в выданный плащ и, к своему счастью, чистый, без удушливого запаха грязи и немытого тела, направился к дому, предварительно вылив из таза воду, как и просил Плешивый. Там его проводил на третий этаж кряжистый Хортон, ступая тем тише, чем ближе становилась спальня хозяина. Пробравшись на цыпочках мимо добротной двери из платана, Хортон остановился около комнаты через одну дверь от Советника и поскребся, как мышь.

Шепчущие разговоры прекратились, и в проеме открывшейся двери показалась тощая фигура Дигоро в отсвете сильфовского светильника.

— Заходи… — сказал Дигоро таким тоном, что это прозвучало, как скрытое «вали отсюда, приживала», и медленно отошел в сторону.

Вздохнув, Юлиан протиснулся через приоткрытую дверь в спальню. Простую, но хотя бы со шкафами, кроватями и столами со стульями. Две половинки комнаты были идентичны между собой: две кровати вдоль стен, два стола и стула, два шкафа. Посередине комнаты, выходящей окнами на мощеную желтым камнем улочку, на полу лежал простой ковер. На стороне мага, который был человеком — потому что вампиры колдовать не могли — на столе лежали несколько сырных лепешек и корзина с фруктами. Сам же маготворец, Габелий, мужчина полный и с виду немного неряшливый, сидел на кровати в просторной теплой рубахе и сметал с внушительного живота крошки от какой-то булочки.

— Так, ложись на пол в угол на тюфяк, — пробурчал под нос веномансер Дигоро. — Тут еще одна кровать не поместится, так что придется тебе спать на матраце. Но ты привычный, в общем-то.

С благодарным кивком головы, прижимая к себе свое грязное тряпье, Юлиан сделал шаг влево и сел на мягкий, набитый шерстью, матрац. Там сложил в уголок все пожитки, и отчего-то с улыбкой вспомнил свою спальню в Ноэле, которая была размером как эти две комнаты. Ну ничего, перед Юлианом уже забрезжил свет надежды, и теперь его грела одна только мысль о том, что он стал на шаг ближе к побегу. Скоро он увидится с Вериателью.

Он все чаще и чаще вспоминал ее, видел в редких снах, тосковал и грустил. Образ демоницы стоял перед глазами, незыблемый и вечный, как мраморная статуя, в то время как воспоминания о Фийе с каждым днем истончались. Конечно, Юлиан корил себя за смерть девушки. Но, вспоминая то, как она глупо кинулась на стражников, приходил к мысли, что Фийя сама виновна в своей смерти. А ведь если бы айорка успела сказать, кем на самом деле является ее господин, то граф Лилле Адан бы гарантированно уже вечером лежал на столе самого Абесибо Наура. И от этих размышлений переживания по поводу Фийи смешивались с холодным здравым смыслом, твердящим, что рабыня умерла, как бы это жестоко ни звучало, вовремя.

Пока Юлиан лежал у стенки, уже привычно сложив к груди обмотанный вонючими и заплесневелыми тряпками обрубок руки, спину северянина рассматривали маг и веномансер. Они оба сидели в ночных рубахах в кроватях и обменивались сконфуженными взглядами от того, что не имели возможность переговорить по поводу новенького.

Наконец, закрыв ставни после проветривания, Дигоро с кряхтением обратился к свернувшемуся калачиком рабу.

— Эй, Юлиан.

— Да, почтенный?

— Завтра тебе должны подготовить костюм. И смотри, как я проверяю кровь в бокале хозяина и запоминай, что я делаю, когда изучаю комнату на наличие яда.

— Хорошо, как скажете.

Совсем ранним утром, когда неощутимый по меркам севера мороз укрыл инеем дом, Юлиан уже примерял выданные ему шаровары, которые доходили едва до икр. Извинившись, раб-слуга пообещал, что подготовит второй комплект к вечеру.

— Окуни пальцы в краску, по ногтевую фалангу, — скомандовал отстраненно Дигоро, завязывая на шее ленты черного цвета, такие же, как выдали северянину. И указал на приютившийся среди трав на столе стеклянный сосуд. — Подержи с минуту, чтоб въелось.

Поправив в плечах узкую шерстяную жилетку с золотой каймой, Юлиан сделал все, как ему сказали. А после того, как пальцы левой руки скрепила блестящая алая краска, как того требовали правила облачения веномансеров, Дигоро с миной брезгливости провел кистью на лице Юлиана черту, от нижней губы до подбородка.

Со злобным видом Дигоро, хлопнув дверью, покинул спальню вместе с Габелием.

— Пятнадцать лет учебы в академии в Дивинарбере… тридцать три года практики у мастера Грайвеша… — ворчал под нос Дигоро, когда уже накидывал на плечи плащ из черной шерсти, украшенный у горла кокетливыми золотистыми кисточками с бахромой. — Чтобы потом кто-то без всего этого стал напарником…

— Дигоро… — тихо шикнул и дернул за рукав Дигоро маг, с трудом поспевая за щуплым, но энергичным вампиром. — Успокойся, Дигоро.

— Да с чего мне быть спокойным, Габелий? — доносилось тихим эхом из коридора. — Когда кто-то тратит полжизни, чтобы взойти с трудом на тот холм, куда иного доставляет одно имя отца?

Водрузив на голову шаперон и спрятав рабский ошейник под ленты, Юлиан спустился вслед за Дигоро и Габелием. Ему здесь не рады. Неприязнь витала в воздухе, подогревалась обжигающими взглядами и от слуг, завидующих удаче резко поднявшегося раба, и от Дигоро, который чувствовал в рабе опасность для своего положения.

Чуть позже, когда солнце выросло из-за горизонта, Советник спустился, в объемной мантии, подбитой мехом белки. Илла, описаясь на трость, пошел к выходу, этот высокий и бледный скелет в черном облачении до щиколоток, с росписью по ткани золотыми растительными орнаментами. Но не дойдя до дверного проема, он замер и пристально посмотрел на шею северянина, где под тканью прятался ошейник.

Под тяжелым взглядом Советника Юлиан, сглотнув слюну, быстро сообразил, оттянул ворот и пальцами поддел обод с медной пластинкой, чтобы он лег поверх льняных лент. Лишь после этого Илла Ралмантон с угрюмым видом двинулся дальше и тут же потерял к рабу всякий интерес. Подавив в себе вспыхнувшую волну неприязни от такой унизительной демонстрации статуса раба, Юлиан стиснул зубы и последовал за молчаливой вышколенной свитой.

Северянин ожидал увидеть перед вратами какую-нибудь порочно роскошную повозку или паланкин, что подобало статусу Консула, но вместо этого Илла Ралмантон покинул дом и сам, хоть и очень медленно, пошел ко дворцу. Царедворец сильно хромал, опирался на свою древесную трость, а вокруг Советника кружили четыре охранника и два личных телохранителя, идя по бокам и чуть сзади. Следом плелись два веномансера, маг, лекарь и камердинер.