Андрей Васильев - Гонг и чаша [litres]

– Это не я его, а скелет, – посмотрел я на него. – Я потом за него даже отомстил.

– Вот так и говори всем, если выживешь, – посоветовал Фаттах, прислушивающийся к нашей беседе.

Вскоре мы подошли к огромным воротам дворца Черепа, расположенным, ну, если можно так сказать, в его нижней челюсти. Ворота были закрыты, и около них стояли два великана (в прямом смысле слова), затянутые в кожаную сбрую, ростом каждый – семь – девять таких, как я, в ширину даже и не скажу сколько, со здоровенными молотами в руках, с кольцами в носах и с очень нехорошим взглядом.

– Стоять! Куда? – проревел один из них, тот, что справа.

– Убивать императора скелетов, – раздался голос Сингха.

– Запрещено. Персона императора неприкосновенна, – вызвав эхо, сообщил нам тот, что слева.

Офигеть. Прямо переговоры на высшем уровне. Дипломатия канонерок. А вот интересно, если бы им сказали: «По делу, поговорить?» – то они бы нас пропустили?

– Не договорились, – спокойно поведал всем Сингх. – Убить их.

Эх, жаль, не дали со здоровяками пообщаться. Крепыши подняли свои молоты и приготовились отражать нападение.

– Сомкнуть их в кольцо. Рубите им ноги, сначала завалим, потом затопчем. Не дрейфим, уворачиваемся от ударов! – раздавались команды уцелевших лейтенантов, среди которых я слышал и голос Грохха.

Жив, стало быть, орк. Жа-а-аль…

Собственно, это и была моя последняя мысль, поскольку ноги несли меня на выполнение приказа. Правое крыло охватывало одного из великанов в кольцо, и именно в этом движении я столкнулся с его, великановым, гигантским молотом. Молот эту встречу прекрасно пережил. Я – нет.

Как и предполагалось, себя собой я вновь ощутил в Меттане, у родного и знакомого мне надгробия. На ту сторону, к уцелевшим, мне хода не было, на цифровые небеса, где теперь находился основной состав моей роты, – тоже, вот я и оказался на месте последнего сохранения. И очень хорошо.

– А, тоже скопытился? – услышал я грустный голос, а после и увидел его обладателя. Недалеко от надгробия сидел в подштанниках донельзя унылый Джокер.

– Ну да, – подтвердил я. – И замечательно, мне там не понравилось. Там меня обижали и плохо кормили. А ты чего в исподнем-то?

– Денег нет. Гостиницу просрочил, а все там. Елки, ну что за неделя у меня такая, а? – Джокер шмыгнул носом.

– Ладно, это не беда. Подожди минуту.

Я подошел к гостинице, окинув взглядом недавно заполненную, а теперь совершенно пустынную площадь. Хотя нет, вон, у ворот пара человек топчется. Я вгляделся. Надо же, «Гончие». Не спит, стало быть, Фредегар, хотя, конечно, работает топорновато, вот так, в открытую, светиться – это, конечно, пижонство. Может, я их переоценил и они не такой уж и умный, а всего лишь только сильный клан? Впрочем, это их дело.

Я толкнул дверь и вошел в гостиницу.

Надев уже привычную сбрую, я почувствовал себя куда как уверенней. Что ни говори, а все мы – рабы привычек, и только в привычной среде, в привычной одежде, среди привычных вещей можем ощущать себя полноценно.

Джокер сидел на крыльце гостиницы и таращился на тот берег Крисны, где все еще шел бой, но боюсь, что уже без участия Вольных. По моему глубокому убеждению, все наши там и полегли, и совершенно непонятно, куда мне идти завтра, – роты же не существует. Нет, наверное, кроме нас с Фаттахом там еще были игроки, но не думаю, что нас наберется больше чем на несколько десятков, – не слишком-то популярна была воинская служба среди игрового сообщества.

– Окно обмена открой, – присел я рядом с Джокером.

Брякнули деньги, Джокер стукнул меня кулаком в плечо и усвистал в гостиницу.

Я окинул взглядом площадь – все та же пустота, все те же мыкающиеся по ней товарищи из клана «Гончих». Правда, время от времени вылетали к надгробию отдельные граждане, судя по всему, из нашего же брата наемника. Они оглядывали площадь и шли в гостиницу. Кто-то выходил из гостиницы и шел за ворота, кто-то оставался внутри.

Не нравилось мне это все. Витало что-то в воздухе, что-то эдакое… Знаете, иногда ощущаешь всем своим существом, что вот назревает что-то нехорошее, что именно – непонятно, вроде все как всегда, все как обычно. Но уже где-то там, где-то чуть ниже пояса, но чуть выше коленок поселилась некая нервная дрожь, бегают по пояснице неприятные мурашки, все внутри сжимается, и твое тело готово в любой момент разжаться, как пружина, и нанести ответный или даже упреждающий удар по возможной опасности.

Вот нечто подобное было у меня и сейчас. Может, это последствия визита в Мирастию, может, начинает сказываться застарелая усталость – все-таки я без остановки верчусь волчком в местных делах уже давно, и блаженный отдых в Испании прочно забыт. Плюс заморочки в реале, которые тоже сильно не сахар…

– Как перед грозой, – сказал за спиной Джокер, вышедший из гостиницы.

– Ты сейчас о чем? – не оборачиваясь, уточнил у него я.

– Перед грозой у меня всегда такое ощущение, как сейчас, – на душе тревожно и дерьмом пахнет, – пояснил мне Джокер. – Грозы не предвидится, а вот ощущение есть.

У дураков мысли сходятся. Или наоборот – потому и чуем что-то, что не дураки оба?

– Странно, что так пусто, – удивился я. – По идее, народ из «Любимцев» сюда валить должен валом, их же там все равно убивают.

– Вот уж не обязательно сюда, – фыркнул Джокер. – Они наверняка к своему общему клановому замку привязаны, ну или каждый к какому-то конкретному месту – собирались-то небось кто откуда. Тут и делать им нечего – на ту сторону уже не надо, а так – трать свиток, переносись… Смысл?

Я прикинул. Ну да, звучит логично.

– Слушай… – Джокер приземлился на свое место на крыльце. – Мы ведь так толком и не познакомились, хотя вроде уже в двух заварушках побывали. Не по-людски это как-то.

– А чего ты хотел? – Я взглянул на него. – Это игра, а не клуб знакомств, здесь действие иногда опережает разум. Вот чего я за тебя впрягся в Мейконге? Ты не знаешь, я не знаю, никто не знает. Рефлексы. Ну и что тебе обо мне рассказать, о мой любознательный друг?

Джокер задумался, пару раз плямкнул губами и вдруг засмеялся.

– А я и не знаю, – признался мне он. – Вся информация о тебе вон над тобой же и написана, а спрашивать вроде больше и нечего. Ну, если только о том, чего тебя к наемникам занесло, но я так полагаю, что тут, наверное, дело личное, я бы даже сказал – интимное.

– Правильно полагаешь, – заверил я его. – Исключительно личное. А ты, стало быть, в бегах?

– В них, – грустно вздохнул вор. – Я вообще-то безвредный и добрый, но меня по какой-то причине, совершенно неизвестной, все кому не лень жуликом называют. А я ведь не такой, я, может, роль отыгрываю.