Юлия Ефимова - Игра на эшафоте

— Я приду, — настойчиво и горячо заявил Алексарх. — Не проси меня прятаться!

— Тогда дай мне силу пройти через последние минуты с надеждой, что ты продолжишь моё дело.

— Я не забуду твоих заветов, друг мой. Прощай!

— Прощай, Алексарх. Я благословляю тебя!

Когда железные двери захлопнулись за спиной, Алекс бросился бежать по ступенькам, не разбирая дороги. Он не помнил, как оказался в своих комнатах, откуда не выходил весь вечер, оплакивая ещё живого мертвеца.

Плаха, установленная на эшафоте, торчала как одинокий зуб во рту; палач осматривал отточенный топор, словно ища дефекты. Рик промёрз в подбитой мехом куртке, но уйти с Волхидской площади не желал. Он видел белого как снег Алексарха с покрасневшими глазами — принц обычно держался от казней подальше. Сегодня ему придётся нелегко, однако Рик на его месте тоже любой ценой проводил бы наставника в последний путь.

Король на казнь не прибыл — зеваки разочарованно переговаривались на эту тему, разглядывая других знатных господ. Среди присутствовавших были Холлард Ривенхед и Энгус Краск на лошадях — они держались в стороне, словно просто проезжали мимо. Большинство же знатных семей предпочли проигнорировать казнь бывшего королевского фаворита. Только барон Ворнхолм, занявший место Мирна во главе Судебной Палаты, стоял у эшафота, наблюдая за действиями палача.

Рик вспомнил, как Мирн когда-то приказал казнить Самуила-Данника, но сейчас он был не в силах злорадствовать. Смерть уравнивала всех — и еретиков, и преданных эктариан.

«А есть ли вообще разница?» — цинично подумал Рик. Сначала эктариане жгли книги зарианцев, потом еретики — книги и иконы эктариан, и все с верой в свою правоту рьяно убивали друг друга.

За последние месяцы Рик много думал о различиях между эктарианами и зарианцами, об истине и лжи. Он боялся делиться соображениями с кем-то — вдруг это просто наивный бред и невежество? Ему часто начинало казаться, что все эти различия люди придумали ради обогащения и наживы. Ведь Бог у всех один, все чтут Декамартион, все читают одни книги, пусть и на разных языках, так почему надо убивать ради веры? Одной и той же веры. Рик был уверен, что Сильвестр с лёгкостью разбил бы его доводы, Мирн назвал бы еретиком, но не мог же он совсем не думать? Вот одни верили, что Райгард тиран и злодей, заслуживший смерть, другие называли его достойным королём и оплакивали. Разве и те, и другие заслуживали смерти? Рик покачал головой. Он старался избегать таких мыслей, хотя они всё чаще приходили сами.

Рик пытался отыскать ответы в книгах — во время поездок по монастырям читал и эктарианские трактаты, и зарианские. Никогда раньше он не читал так много книг — в детстве он любил лёгкие и весёлые рассказы о героях и богах, описания сражений. Конечно, он знал Декамартион и эктарианские священные книги. Вера и церковь были настолько безусловными, что ему в голову не приходило сомневаться в общепризнанных догматах, искать причины, почему другим они кажутся неверными, даже опасными. Айварих перевернул все его представления о мире. Рик, как и многие другие, пытался разобраться, правильно ли король поступил и к чему это приведёт. Пока это привело к разорению и разграблению монастырей, захвату их земель, увеличению числа нищих и бродяг, в которых превращались не только монахи и монашки, но и все, кто обслуживал огромные монастырские дворы. Ну и, разумеется, это привело к тому, что прежние советники и друзья короля превратились во врагов, и он избавлялся от них без колебаний.

Мирн взошёл на эшафот. Палач не стал терять времени: он попросил снять плащ и после знака Ворнхолма подвёл Мирна к плахе. Обычно приговорённому давали последнее слово — Мирну запретили его произносить. Он что-то сказал палачу, пар от его последних слов быстро растворился в морозном воздухе. В толпе раздавались отдельные голоса поддержки, в целом же зеваки вели себя сдержанно. Алексарх промолчал — Рик видел, что он напряжён, его лицо сморщилось от горя и холода, хотя глаза оставались сухими.

Сзади послышался женский голос:

— Да начинай уже, дармоед!

На его обладательницу зашикали со всех сторон. Рик недовольно обернулся и увидел старую знакомую — жену Тимака, правда, без дочек. Худосочный Тимак стоял рядом и шумно дышал, не сводя сверкающих как льдинки бледных глаз с эшафота. Пар из его рта вырывался с такой силой, словно у него внутри не лёгкие, а кузнечные мехи. Рик с отвращением отвернулся.

Дрожащий от холода Оскар Мирн положил голову на плаху, стараясь не глядеть на топор. Палач поднял топор и по знаку Ворнхолма опустил его на шею бывшего главы Судебной Палаты. Голова стукнула о дерево настила и покатилась по нему, кровь брызнула по сторонам — передние ряды невольно отшатнулись. Алексарх сильнее сжался. Рик, испугавшись, что он упадёт в обморок, направился к нему, грубо расталкивая толпу.

Он не окликнул принца — просто встал у него за спиной и ждал, когда тот придёт в себя и решит вернуться домой. Алексарх, не замечая ничего вокруг, смотрел, как тело и голову спускают с эшафота: брат Мирна ждал с повозкой наготове. Рик с принцем смотрели ей вслед, пока повозка не скрылась по дороге к Вратам Покоя.

Мая проводила взглядом Теодора Ривенхеда и обеспокоенно оглянулась на королеву. Пока ещё королеву. Завтра, как объявил доминиарх, король Айварих станет главой сканналийской церкви и подпишет указ о разводе с Катрейной Ривенхед. Говоря это, Теодор не решался взглянуть племяннице в глаза: он сам согласовывал текст указа. Катрейна понимала, что ему не оставили выхода, но слово «предатель» вертелось на языке. Вслух она его так и не произнесла. Она давно отвыкла выражать чувства и мысли, даже если они рвались наружу.

Катрейна ждала и боялась этого весь последний год, надеясь, что здравый смысл возобладает и муж не решится порвать освящённый церковью союз. Очевидно, она ошиблась. Странно, она чувствовала не столько боль, сколько опустошённость: смерть Оскара Мирна, разорение монастырей, гибель родственников, начиная с Диэниса, попрание мужем всех церковных законов заставили её пролить столько слёз, что сейчас она лишь молча лежала на подушках с сухими глазами, стараясь ни о чём не думать. Тёплая рука Маи коснулась её лица. Катрейна судорожно ухватилась за неё, боясь отпустить, и закрыла глаза.

Загородный кирпичный дом, куда ей приказали переехать из дворца, был охотничьей резиденцией Айвариха, неподалёку простирались леса и болота. Наверное, король отправил бы её в Магдин монастырь, если бы единственный в Сканналии женский монастырь не разогнали месяцем раньше.

Катрейне, помимо охранников, разрешили оставить управляющего поместьем, аптекаря, духовника и несколько домашних слуг. Мая — единственная из фрейлин и камеристок, кто не покинул её в новом доме, остальные старались угодить Тории Иглсуд: через три дня ей предстоит стать их новой королевой. Айварих не терял времени даром, тем более, как слышала Катрейна, Тория ждала ребёнка. Новость не вызвала бурных эмоций: Катрейна лишь вспомнила своих умерших и нерождённых детей — одного за другим. Собственно, что ей ещё делать в полном одиночестве, которое боялись нарушить самые близкие родственники? Она теперь для них словно прокажённая.