Элис Хоффман - Уроки магии [litres]

В ту ночь Джон окончательно признался себе, что совершил ошибку и свернул на темную, чреватую неожиданностями тропу. Он больше не искал оправданий. Он согрешил, впал в своего рода безумие, когда вступили в конфликт две его стороны – человек, который плавал с черепахой, и сын своего отца. Джон стоял у окна, вглядываясь в темноту. Посреди ночи, когда звезды усеяли небо, Хаторн даже обдумывал возможность порвать со всем и всеми, кто был у него в прежней жизни, и забрать Марию с дочкой на Кюрасао. Однако эти предательские мысли владели им всего час или два – непростительно беспечный период греха и похоти, когда Джон забыл, что он семейный человек, имеющий обязанности перед обществом. Хаторн пошел в сарай и хлестал себя веревкой до тех пор, пока спина не стала красной от крови и он не начал задыхаться от боли, которую причинил плоти. Джон не имел права давать волю своим желаниям: он жил не в краю черепах и розовых птиц, но в мире, где палитра состояла только из двух цветов – черного и белого, где было трудно думать, двигаться и даже дышать, а спать подчас просто невозможно, потому что тогда он видел сны, а их надо избегать.

Люди говорили, что черная птица кружила над домом судьи каждый день. Она бросала камни, один за другим, и стук от них эхом разносился по улице. К лету на углу Вашингтон-стрит уже собирались толпы, которые глазели на происходящее. Многие полагали, что все это означало проклятие, и, несмотря на невыносимую жару, соседи стали закрывать ставни, как это сделала Руфь Хаторн в день первого появления ведьмы. Злой рок способен переходить из одного дома в другой подобно заразе, а если замешана магия, лучше всего запереться на замок.

Кадин таскала цветы из садов, прихватывала и детскую обувь, выставленную на крыльцо, чтобы дать обсохнуть грязи на подметках. Ворона отодвигала ставни, влетала в окна и крала серебряные свадебные наперстки, которые в городе дарили вместо колец, поскольку кольцо носят лишь для того, чтобы потешить тщеславие, а наперсток применяют в деле. Без него женщины во время шитья кололи пальцы в кровь, рыдали и говорили, что эта жизнь им надоела. Ворона словно напоминала, кем они могли стать, если бы имели возможность самостоятельного выбора. Кадин до того обнаглела, что срывала с голов женщин, шедших в церковь на воскресную службу, белые чепчики. Она будила своим галдежом новорожденных, доводя обывателей до нервного расстройства. Джон Хаторн, наблюдавший за вороной из сада, решил: пора с ней что-то делать. Кадин снова и снова усаживалась на дерево с черными листьями, словно возвещая о вине Джона. Он не мог позволить этому созданию порочить его перед горожанами.

Хаторн собрал мужчин и объявил, что ворона превратилась в настоящую вредительницу. Очевидно, что она послана силами зла, а им необходимо противостоять. Жители города вышли с ружьями, прочесывая поля, отделявшие Салем от лесов, из которых не так давно те же люди изгоняли вампаноагов, убивая и обезглавливая индейцев, которых удавалось поймать. Теперь поселенцы считали эту землю своей. Она досталась им с боем, и они не могли позволить какой-то вороне пугать их семьи и безнаказанно ускользать. В этом виделась не простая шалость, но нечто гораздо более мрачное, от чего вскипала кровь. Множество ворон устраивалось на ночлег на деревьях в окрестностях города, а для людей, настроенных на убийство, одна мертвая ворона ничем не отличалась от другой. Охотники решили, что надо задать им хорошую трепку, поубивав всех до единой. Они шли вдоль полей, засеянных рожью и пшеницей, мимо дикой ежевики, ломая сапогами молодые грушевые деревца. Мужчины проходили мимо красных кувшинок, которые не росли в других местах. Небо было покрыто густыми облаками. Охота давала людям почувствовать, что они способны защитить свою собственность, их боевой дух был высок, крики и вопли раздавались на многие мили вокруг.

За удушающим полуденным зноем наступили сумерки. В воздухе висели тучи комарья. Наступила странная, гнетущая тишина. Вороны не летали, словно затаились. Чтобы выманить птиц, вперед послали отряд во главе с Хаторном – ведь это он призвал соседей на борьбу со злом. Сам он больше всего хотел, чтобы ворона Марии, прихватив и ее с собой, просто мгновенно исчезла, как дурной сон. Но когда начало темнеть, огромные стаи ворон, не меньше тысячи, прилетели с севера. Мужчины тут же принялись бешено палить из ружей. Они стреляли вслепую и случайно слегка оцарапали нескольких товарищей по вороньей охоте. Одному бедняге попали в горло, и он лежал в луже собственной крови – ее не смогла остановить косынка, обвязанная вокруг шеи.

От того, что не смогли вернуть в строй коллегу, охотники пришли в дикую ярость и подняли стрельбу, как на войне. Джон старался держаться подальше от остальных: он выделялся в толпе высоким ростом, был самым богатым, к тому же стал невольным виновником случившейся в этот день смерти. Он знал, с какой легкостью люди способны обратить свой гнев друг на друга и как человек, только что считавшийся героем, в следующую минуту может стать объектом всеобщего негодования. Как он жалел, что отправился на этот проклятый остров и что проболтался Марии об округе Эссекс! И при этом представлял себе, как прыгает в сине-зеленую воду за тысячи миль отсюда, в краю, где никто не следует заданным раз и навсегда правилам, где грех буквально плавает в воздухе, как цветок в фонтане, и человек волен делать то, что ему нравится.

Мария слышала все это: ружейную пальбу, эхом разносившую смерть, крики мужчин, верещание птиц. У нее не было другого выбора, кроме как оставить спавшую Фэйт на соломенном тюфяке и бежать в своем синем платье босиком сквозь тьму. Мимо проплывали первые в сезоне светлячки, вспыхивали шарами света и гасли в траве, поднимались и падали между деревьями. Мария ощущала опасность повсюду, она жгла ее, как соль, попавшая на рану. И тогда она поняла, что целый день не видела Кадин. Ее сердце стучало теперь так же быстро, как сердце птицы.

Добежав до выгона, она увидела, как птицы падали с неба черным дождем из перьев. Когда умирает ворона, стая собирается вместе, чтобы разыскать убийцу и напасть на него скопом. Множество ворон атаковало пришедших из города мужчин, пустив в ход клювы и когти, сея своим хриплым карканьем ужас в сердцах тех, кто счел себя достаточно храбрым, чтобы начать трусливую стрельбу по ничего не подозревавшим птицам. Мария ощутила на руке жжение, и лишь тогда поняла, что ее кровь льется на землю, обжигая и чернея. В этом безумном граде пуль и дроби ее подстрелили. Она отошла под сень деревьев, тяжело дыша, испытывая примерно те же эмоции, как в тот день, когда пряталась в лесу, глядя, как горит дом Ханны. Мария бормотала заклинание защиты на латыни в прямом и обратном порядке, цитируя его из магической книги Соломона, и в результате ружья охотников стали давать осечку. Она взывала к небесам, и на западе появились сгустки мутных облаков, двигавшихся как волны в море.