Дмитрий Дашко - Лучший из худших-2

— Жрательно — это хорошо! — стоило мне только это произнести, как тут же заурчал желудок, что не укрылось от внимания фельдфебеля.

— Сейчас, заселю тебя и можно сходить в столовку. Тем более, ты у нас практически герой, заслужил внеочередной приём пищи.

Заселение прошло в штатном режиме. Действительно, казарма больше напоминала студенческую общагу, чем воинское учреждение. Комнатки хоть были маленькие и типовые, но вполне комфортные. В принципе, жить можно.

На вопрос, а где мой сосед, Иванов ответил, что тот на боевом выходе, вернётся через пару недель.

— И часть тут бывают боевые выходы? — заинтересовался я.

— Почитай каждый день. Яйцеголовым на одном месте не сидится, подавай им всё новую информацию. Постоянно по всей округе лазим. Но ты пока зелёный, вот так тебя из огня да в полымя — слишком рискованно.

Загрузив меня кучей всякой информации, Иванов ушёл. А я минут десять посидел в комнате, чтобы свыкнуться с новым жилищем, разложил невеликий скарб по полочкам и ящичкам шкафа, и потопал в столовку. Война, как говорится, войной, а обед по расписанию. А если ещё и вне его допом — так совсем замечательно.

Очереди в столовке не было, я взял поднос и встал на раздачу. Выбор блюд оказался значительно лучше, чем в учебке: одних супов насчитал с полдюжины. Взял себе тарелку густого борща со сметаной, печёного картофеля с мясом, на третье кофе и булочки с корицей. Пахли они умопомрачительно, хотя, возможно, это моё обоняние так обострилось за время службы в армии, как и восприятие цветов.

Раньше спокойно реагировал, а теперь всё, что отличается от защитного, повергает в своеобразный культурный шок, аж по мозгам долбит.

Чуть погодя рискнул сходить на раздачу ещё разок и притащил солидный шарик мороженного, щедро политый клюквенным сиропом. Сочетание сладкого и кислого… м-м-м! лучше не придумаешь!

И вроде каких-то пару часов назад я даже не верил, что останусь хотя бы живым, а не то здоровым — сейчас меня охватило чувство покоя и умиротворения.

Правда, и то и другое улетучилось, когда я вспомнил о судьбе погибших парней, о смерти поручика. Такие вещи творятся здесь сплошь и рядом, каждый божий день.

Иванов сказал, что хоронить на территории «Обьекта-13» не принято, тела мёртвых отправляют в цинковых гробах на Большую землю. Впрочем, бывало и такое. Когда хоронить собственно было нечего. В таких случаях проводилась ритуальная церемония.

М-да, от хорошего настроения теперь не осталось ни следа.

С удовольствием бы хряпнул стопку-другую, но на базе царил строгий сухой закон, он касался даже яйцеголовых.

Помяни, как говорится.

Рядом появился мужчина в белом халате, накинутом поверх классического костюма.

— Здравствуйте!

Я поднял на него взгляд.

— И вам не хворать.

— Простите, ваша фамилия не Ланской?

Я кивнул.

Мужчина радостно просиял.

— Отлично. Я так и понял. Я заходил в казарму, и мне сказали, что вы отправились на обед. Позвольте представиться, Черкасов… из тех самых…

Хоть я не понял, о каких тех самых речь, но сделал вид, что приятно удивлён.

— Позвольте подсесть к вам, — не дожидаясь моего согласия, он опустился на соседний стул.

Подноса при нём не было, так что я сделал вывод, что господин Черкасов, кем бы он ни был, просто явился по мою душу. Осталось лишь узнать, на кой ляд та ему понадобилась.

— Елизавета Васильевна пришла в себя и попросила разыскать своего спасителя.

Видя мой абсолютно непонимающий взгляд, учёный снизошёл до пояснения:

— Это моя коллега, сотрудник лаборатории… Она находилась вместе с вами в одной машине, когда всё произошло. В общем, она полагает, что вы спасли ей жизнь и хочет с вами встретиться.

— Кхм, — в горле у меня запершило.

Тут до меня дошло, кого имеет в виду этот господин в белом халате.

— Надеюсь, с ней всё в порядке?

— Благодаря вам, Елизавета Васильевна можно сказать — легко отделалась. А вот её непосредственный руководитель, большой учёный — господин Курбатов, увы, скончался. Такая потеря для науки, — печально произнёс Черкасов.

— Мне очень жаль, — только и нашёл, что ответить я.

— Да… Его смерть большая утрата для всех нас! — проговорил собеседник и тут же очнулся:

— Да, Елизавета Васильевна хочет увидеть вас, чтобы сказать спасибо. Она в настоящее время находится в госпитале. Палата номер пять.

— Хорошо, что не шесть, — сказал я.

Черкасов посмотрел на меня с удивлением. Всё ясно, с творчеством Чехова тут не знакомы, мог бы догадаться сразу.

— Не обращайте внимания, — попросил я. — Так вырвалось, не к месту. А к Елизавете Васильевне точно можно зайти? Врачи не будут возражать?

— Не переживайте, проблем у вас не возникнет, — пообещал учёный.

Он посмотрел на часы, извинился и ушёл.

Поскольку Иванов сказал, что до вечерней поверки я совершенно свободен, мысль навестить раненую показалась мне не такой уж плохой. Правда, идти с пустыми руками было некомильфо, деньги бабушки и дедушки так и не успели потратиться, так что по пути заскочил в «чипок» и купил коробку шоколадных конфет.

Надеюсь, не получу ими по башке от медперсонала.

Госпиталь — он и в Африке госпиталь. Всегда тянет держаться от таких учреждений как можно подальше.

В пустом коридоре пахло лекарствами и хлоркой.

Отделений тут не было, так что палаты просто шли под номерами.

Вот эта улица, вот этот дом. Посмотрим, что за девица красная в нём.

Я постучал, получил разрешение войти и толкнул дверь.

Скажу сразу — на царевну — умирающий лебедь Елизавета Васильевна походила мало. Скорее наоборот — это была пышущая здоровьем женщина. И не просто женщина, а что называется в самом соку.

И некоторые лёгкие телесные повреждения, отнюдь не помешали нам быстро перейти в постельную фазу отношений быстро и по обоюдному согласию.

Это был настоящий огонь! Никогда бы не подумал, что способен на такое. И давненько мне не было так хорошо.

Когда мы в очередной раз откинулись друг от друга, она с улыбкой спросила:

— Надеюсь, ты не возомнил после всего, что с нами произошло, чего-то такого?!

— Чего например? — закосив под дурачка, поинтересовался я.

— Ну… будто можешь претендовать на что-то большее…

— Не возомнил, — честно признался я. — Я привык брать только своё, чужого мне не надо.

— Ах ты! — засмеялась она так задорно, что я ощутил даже не второе, а третье или четвёртое дыхание и снова набросился на неё, награждая таким образом и себя, и Лизу за те испытания, что нам довелось пройти.

К вечернему построению я ощущал себя измочаленным и выжатым словно лимон. Но мне было хорошо, а душа парило где-то в небесах, поэтому почти всё время я довольно щурился и улыбался как пережравший сливок кот.