Вадим Нестеров - Куда идем мы… [СИ]

Четвертый облегченно вздохнул. Ну, это задачка простенькая.

– Она не пасется, она стоит. – улыбнулся монах. – «Серая лошадь» – это дом такой, самый старый в городе, со статуями на крыше. Говорят, он еще с досистемных времен сохранился.

– Гляди ты! – заулыбался охотник. – И впрямь земляк. Ну слава богу. А то задолбали хабаровчане. Лезут и лезут в нашу локацию, как будто у нас медом намазано. Слышь, земеля, тогда расклад такой. Я думаю, тебе на ночь глядя никуда идти уже не надо. У меня здесь хутор неподалеку, давай ты у меня заночуешь, а с утра на свежую голову разберемся – как и что делать. Только лошадку твою сейчас быстренько по следам разыщем – она далеко убежать не могла. На ней, кстати, тигра до дома и довезем, все не на себе добычу переть. Ты пока посиди здесь, в себя приди, а я за лошадкой метнусь. Лады?

Четвертый, по-прежнему пребывавший без сил, счастливо кивнул.

Хутор нового знакомого, который, кстати, представился Михалычем, правильнее было бы именовать если не крепостью, то хотя бы фортом. Трехметровый частокол окружал деревянный дом, выстроенный по всем канонам средневековых русских острогов. О такое укрепление и средних размеров банда зубы обломает.

Оборона, судя по всему, была отлажена, поскольку Михалыч рот открыл еще на подходе:

– Юль, ты только из арбалета не пальни ненароком! – заорал он. – Это не в плен меня взяли, это я к нам гостя веду. А то знаю я тебя – сперва стрельнешь, а потом разбираться будешь.

И, повернувшись к Четвертому, пояснил:

– Жена. У меня охранный контур по периметру проброшен – если кто чужой идет, сразу сигнализация вопить начинает, ну а Юлька сразу к арбалету и бежит. Хорошая штука этот охранный контур. Недешевая конечно, но своих денег стоит. Плохо только – раз в полгода контур подзаряжать надо, и сам это не сделаешь, мага звать приходится. Есть у нас тут один – демон, конечно, но нормальный мужик. Лишнего не ломит, хотя мог бы. С магами у нас вообще хреново, одно слово – глушь! Где им тут учиться-то? Ну и я ему ингредиенты со зверей со скидкой продаю. Ну а чо? Он хоть и демон, а земляк. Наш демон, местный.

За частоколом оказались одни женщины – старуха-мать Михалыча, жена Михалыча, дочь Михалыча подросткового возраста, две невестки Михалыча и внучка Михалыча – громкий грудничок. Сыновья, по словам хозяина, были в дальнем рейде – как и отец, искали тигра-вредителя – и появиться должны были только через пару дней.

Хозяин быстро отправил свой «бабий батальон» накрывать на стол для гостя «чем бог послал» и готовить тигриную свежатину по фирменному домашнему рецепту.

– Подождите, подождите! – воззвал к засуетившимся домочадцам монах. – Не надо ничего накрывать! Я не ем мясо!

Все замерли.

– В смысле – не ешь мясо? – осторожно спросил Михалыч.

– Ну, вот так. Не ем. Нельзя мне.

– Пост, что ли, сейчас? – вспомнил Михалыч. – Извини, братан, мы посты не держим, у нас тут и священников-то нет, да в наших краях без мяса и не проживешь.

– Да нет, не пост. – Четвертому было очень жалко расстраивать хозяина, но другого выхода не было. – Мне вообще мясо и все мясное есть нельзя. Я «Святость» прокачиваю, там даже за каплю животного жира очки срежет по страшному.

– Вот ты попал, земеля! – Михалыч сочувственно покачал головой. – Я б, наверное, сразу сдох на травушке-муравушке. Блин, а чем тебя кормить- то теперь? Не, мы, конечно, не только мясо едим, мы и папоротник собираем, грибы опять же – но мы все на жире готовим. А дать гостю три огурца, пока мы свежатину трескать будем, мне совесть не позволит.

– О, господи, всему вас учить! – вмешалась в разговор скрюченная старуха-мать. – Юлька, возьми котелок, обожги на огне, чтобы, значится, жир весь выгорел. Потом поставь в нем рис вариться, из моей заначки в кладовке возьми, овощей туда порежь какие есть. Будет рис с овощами. По готовности соевым соусом заправь, который у китайцев покупаем. Только делай побольше, чтобы и сегодня человек поел, и завтра с собой в дорогу взял. Поняла? Все, беги! А мне с гостем потолковать надо.

– Мама, ну что вы? – попытался урезонить родительницу Михалыч. – Давайте уж по-людски все сделаем, как положено. Когда за стол сядем, гость и расскажет, что там в мире делается. Чтобы ему по пять раз одно и то же каждому не повторять.

– Да помолчи ты! – отмахнулась от сына бабуля и повернулась к Четвертому. – Слышь, гость дорогой, скажи мне как на духу – ты про «Святость» для пущей важности присочинил, или она у тебя и вправду есть? Молод уж ты больно для «Святости». Это я бабка старая, давно живу, вот и много что слышала. Меня, кстати, Клара Захаровна зовут.

– Правда есть «Святость» – честно признался Четвертый. – Только она нулевого уровня.

– Да мы люди простые, живем в лесу, молимся колесу. – отмахнулась старуха. – Нам и нулевого выше крыши. Главное, чтобы была. А то знаешь, мы люди темные, нас обмануть – как у ребенка конфетку отобрать.

И посмотрела прямо в глаза монаху. Очень нехорошо посмотрела, таким взглядом любое желание обмануть вымораживается буквально за секунду.

– Ага, ты попробуй, отбери конфету у Светки – хохотнул Михалыч, явно имея в виду дочь, но мать так зыркнула на сына, что у Четвертого исчезли последние сомнения в том, кто здесь настоящий глава семьи.

– Помолчи, разговор серьезный. – ледяным тоном сказала Клара Захаровна и продолжила, обращаясь к монаху, который сильно напрягся. – А вот скажи мне, гость дорогой, слышала я как-то, что «Святость» позволяет посмертие править. Так это или брешут люди?

Четвертый мысленно утер пот со лба. Раздел о посмертии и перерождении он прочел совсем недавно, в Лучегорске, когда валялся в гостевой комнате, и потому в этом вопросе ориентировался неплохо. Ну как неплохо? Инструкцию прочитал.

– Не править – просить. Просить за кого-то – да, я могу. И не только я – даже вы можете, но только за ближнюю родню.

Старуха удовлетворенно кивнула, сжав тонкие губы. И продолжила:

– Сегодня пять лет, как муж мой помер. Отец, значится, этого вот обалдуя. – и она кивнула на сына. – Он неплохой мужик был, хороший даже, но вот жизнь, врать не буду, не без греха прожил. Ты-то монах, не помнишь, ты молодой еще – но раньше, когда я в твоем возрасте была, людям очень тяжко жить было. Никак, значится, не можно было выжить, не нагрешив.

И она помолчала пару секунду, явно что-то вспоминая. Потом тряхнула головой и продолжила рассказ.

– Я это к чему? Снился мне Михайла однажды. Года два тому, наверное, может больше. Сказал – не пустили его на перерождение, пока грехов не избудет, а сколько мучиться ему – не сказали. Вот он, значится, и искупает пока. Тяжко терпит – но терпит. Как живой во сне приходил. Но коротко, вот эти слова сказал – и сгинул, как не было, а я проснулась.