Вадим Нестеров - Куда идем мы… [СИ]

Вот и скажи мне, монах – в силах твоих помочь Михайле? А мы бы уж в долгу не остались, мы хоть люди и дремучие, а правила знаем, за добро добром воздаем.

И она вновь уставилась на монаха – требовательно, но с затаенной надеждой.

– Я… – Четвертому почему-то опять было очень страшно, но это был другой страх. Страх облажаться и не помочь спасшим его людям. – Я попробую. Я знаю, что надо, просто… Просто я никогда это не делал, и… И я не знаю – получится или нет. Только это нужно сейчас делать, сегодня, до полуночи, и мне эта… Помощь нужна будет.

– Говори. – коротко велела старуха, за спиной которой стоял сын, стиснувший копье так, что побелели пальцы.

– Грамотный есть кто у вас?

– Только я. – сразу ответила старуха. – И то – сколько уж лет прошло. Читать – еще туда-сюда, а писать и не сдюжу, наверное.

– Писать не надо! – заверил Четвертый. – Я вам напишу сутру о спасении души. Надо, чтобы ее кто-то читал все время, пока я молиться буду. Она не очень длинная.

– У нас бумаги нет. – сказала старуха и протянула монаху уголек. – Возьми любую шкуру и на ней пиши, они выделанные. И покрупней пиши, глаза у меня уже не те.

Четвертый кивнул, расстелил на полу шубу почившего медведя и принялся писать крупными печатными буквами.

– Вот – он сдул крошки угля со шкуры. – И лучше бы читать вдвоем. Вы оба самые близкие ему люди, вставайте на колени сюда. Вы будете читать, а вы – повторять за матерью. Прочтите один раз вслух, на пробу.

Старуха, пусть запинаясь и мекая, но прочла сутру довольно удовлетворительно.

– Отлично – заверил ее монах, успевший за это время еще раз пробежать глазами справку и освежить в памяти порядок чтения молитв.

Четвертый тщательно вымыл руки, расстелил молитвенный коврик и разжег курильницу. Знаком он велел старухе начать чтение.

Та проговаривала сутру уже гораздо увереннее, сын послушно басил рядом. Четвертый же в это время отбивал земные поклоны – он решил сделать по максимуму, сто пятьдесят. Когда монах закончил с поклонами, мать с сыном читали сутру уже практически не заглядывая в текст – выучили за столько-то раз. Немного отдышавшись от поклонов и восстановив дыхание, Четвертый разбавил своим голосом этот дуэт.

Он все делал по инструкции: прочитал молитву об очищении уст от грехов, затем об очищении души. Здесь была главная сложность – нужно было подгадать завершение собственной молитвы под финал сутры, читаемой хозяевами, но монах справился. Пауза уложилась в рекомендуемые пять секунд, и следующую сутру о спасении души они прочли на три голоса.

Ну а дальше было уже проще – сжечь в домашнем очаге бумажку с молитвой о спасении всех душ умерших, которую Четвертый написал загодя. Затем настал черед гимнов из сутры Алмазного резца, Лотоса и Амитаба. Завершил пение Четвертый сутрой Павлина. Финалом стали все те же сто пятьдесят поклонов.

Все! – немного растерянно сказал монах, дождавшись, когда мать с сыном бог знает в какой раз дочитают сутру до конца.

– Все? – переспросил Михалыч.

– Все. – подтвердил монах.

– Уф… – охотник вытер пот. – Бревна на частокол таскать проще было. Вроде и не делал ничего, а реально взмок. И что теперь?

– Ничего. – пожал плечами монах. – Молебен завершен.

– А что-нибудь случится должно? – строго спросила старуха.

Четвертый опять пожал плечами:

– Может будет знак. Может нет. Когда как. Тут не угадаешь.

– Понятно. – старуха сухо поджала губы. – Хорошая у вас работа. Ладно, пошли ужинать.

Четвертый так устал за этот безумный день, что даже есть практически не стал – затолкал в себя немного риса, чтобы не обидеть хозяев, да еще недолго поболтал с ними за ужином. Впрочем, старуха, хоть и осталась недовольна результатами молебна, быстро оценила состояние гостя, поэтому пресекла расспросы домашних и отправила юношу спать.

А утром Михалыч в крайне возбужденном состоянии растолкал жену.

– Юлька! Юль, да проснись же! Хватит дрыхнуть! Слышь, Юль, мне батя приснился! Как живой! Поблагодарил за молебен, сказал, что это была очень хорошая идея – ему практически четверть срока скосили, а там и на УДО можно рассчитывать. Велел пацана достойно отблагодарить. А потом исчез.

– Да ты что?! – глаза жены округлись от удивления. – Беги же к маме быстрее, она вчера весь вечер грустила, что молебен не помог. Нет, так-то она ничего не говорила, но я-то ее как облупленную знаю.

Но бежать никуда не пришлось – дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Клара Захаровна, непривычно взволнованная.

– Знаете, кто мне приснился? – почему-то шепотом спросила она, даже не пожелав детям доброго утра.

– Знаем! – пробасил Михалыч. – Мне тоже батя снился, я как раз к тебе собирался бежать.

– Да не надо! – устал отбиваться Четвертый. – Михалыч, ну реально – ну куда мне восемьдесят шкур? Что я с ними делать буду?

– Продашь! – убеждал благодетеля охотник. – У меня товар – золото, с руками везде оторвут!

– Да я их просто не увезу! – уже почти кричал монах. – У меня конь надорвется!

– Хорошо. – неожиданно отступил охотник. – Не хочешь товар брать – возьми серебро. Серебро тебе сто пудов в дороге пригодится!

Монах устало вздохнул, но на самом деле его недовольство было притворным, а настроение – самым что ни на есть прекрасным. Проведенный вчера молебен прокачал «Святость» настолько, что перекрыл недельное чтение молитв и священных текстов. Но юноша прекрасно понимал, что одна-единственная ошибка могла откатить все назад, а то и наградить штрафом. Достаточно, например, Системе заподозрить, что молебен он проводил с небескорыстными целями…

– Ну поймите же вы! – почти взмолился он. – Ну нельзя мне ничего у вас брать! Дар мой силу потеряет!

– Хорошо. – наконец-то вступила в разговор молчавшая до этого старая хозяйка. – У каждого ремесла – свои секреты. Нельзя серебро – хорошо, нельзя. Понимаю. Скажи тогда, чем мы можем тебя отблагодарить? Травы? Алхимические ингредиенты? Целебные пилюли? Ты не смотри, что мы хуторяне…

Четвертый вздохнул:

– Да поймите вы, я сделал это не в расчете на благодарность. Это я вам благодарен, это я с вами не рассчитаюсь. Михалыч мне вчера жизнь спас – куда больше? Вы меня как родного приняли, как я мог вам не помочь в такой простой просьбе?

– Кстати, про родных. – подмигнул Михалыч. – Может, все-таки, останешься? Ну куда тебе в Москву идти? Не дойдешь же, сам знаешь – сгинешь и все. Не за понюшку табаку. Там дальше демоны матерые, даже я туда не суюсь. А здесь ты мне как сын будешь. Опять же – Светка на тебя вчера весь вечер пялилась. Глядишь, и свадебку сыграли бы… Нет, ты правда, подумай.

Четвертый подумал. Наверное, четверть минуты думал. Потом покачал головой.