Игорь Ковальчук - Северянин

– Сегодня здесь погибнет либо один, либо оба. Выбирай.

А еще викинг ощутил слабое прикосновение холода и вспомнил о той угрозе, которую высказал жрец леса в день их знакомства. Ничто и никто не помешает ему поступить так.

Он опустил глаза и посмотрел на Сенху. Тот уже пришел в себя, однако даже не пытался встать, тем самым как бы признавая свое поражение. Пожалуй, он был даже удивлен, – мол, почему ж ты не прикончил меня? Чего ждешь?

А еще молодой мастер, хоть и чужак в этом мире, понял одно – сами селяне не потерпят нарушения своих традиций. Если сейчас он не добьет своего противника, их просто разорвут обоих, возможно, увидев в этом проявлении товарищества настоящее святотатство. И вряд ли это будет приятнее, чем честная смерть от меча.

Он прижал кончик меча к горлу Сенхи. Тот не шелохнулся, лишь слегка усмехнулся.

– Ну… Ты уж меня извини, – проговорил Агнар и кашлянул.

– Да ладно, – широко и радушно улыбнулся белг. – Давай.

Викинг налег на меч, и клинок пронзил горло противника.

Толпа отозвалась на убийство ликующими воплями, в один миг смели плетеную загородку. Скандинава хлопали по плечу, трясли ему руку, дергали за штаны, пытаясь привлечь внимание… Он раздраженно отстранил их и пошел прочь, надеясь, что тело Сенхи не бросят в овраг, а предадут достойному погребению.

Однако выбраться из толпы оказалось непросто. Когда очередной сельский здоровяк пытался остановить его, дабы сообщить, как ему, здоровяку, понравился поединок, и каким ловким ходом было садануть противника щитом, хотя в дни его молодости то и дело применялись приемы и более удачные, Агнара наконец догнала слегка запыхавшаяся женщина с большой серебряной чашей и прерывающимся голосом предложила ему утолить жажду. При этом взгляд, которым она одарила викинга, был неласковым и даже вызывающим, – мол, раз положено, я, конечно, буду вежлива, но какая ж ты свинья, воин, что заставляешь меня, будто девочку, бегать за тобой с лоханкой!

Молодой мастер хотел было обогнуть настойчивую женщину и убраться куда-нибудь, где не так много народу, но вспомнил, что по дороге сюда не видел ни реки, ни ручейков, а до источника далеко, и найдет ли он дорогу сразу – неизвестно. Поэтому он все-таки остановился, запустил ладони в чашу и старательно умылся. Щеку сразу окатило жгучей болью, но скандинав воспринял эту боль, как нечто постороннее, не имеющее к нему прямого отношения, с полнейшим равнодушием.

Женщина, предложившая ему напиться, ошеломленно следила за его действиями, потом заглянула в чашу – ее содержимое окрасилось в грязно-красный цвет и стало явно непригодным для питья, – и только открыла рот, чтоб поставить этого наглого, не знающего приличий и традиций чужака на место, как ее мягко отодвинул в сторону старик-друид. Он же выхватил у нее из рук чашу и небрежно выплеснул ее содержимое на землю.

– И правильно, – усмехнулся жрец леса. – Нечего потчевать одержавшего победу воина толикой иарнгуала с березовым соком. Подайте ему жбан пива, и покрепче!

«Так вот почему жжет», – безразлично подумал скандинав, вспоминая, как однажды в Нейстрии, после боя. ему промывали рану крепким вином, и ощущения были похожие. Впрочем, кажется, для заживления это полезно…

Агнару кто-то притащил большую глиняную кружку с шапкой упругой пены, которая расплескивалась на окружающих, пока усердный селянин бежал от «стола». Викинг вздохнул, но кружку принял и осушил буквально за пару глотков. Отер рот тыльной стороной ладони и, прищурившись, посмотрел на старика-друида. Тот тоже слегка прищурился, так что они обменялись очень похожими взглядами.

– Иногда мне очень хочется убить тебя. Сейчас – особенно, – насколько возможно мягко сообщил ему молодой мастер.

К его удивлению Луитех добродушно усмехнулся и слегка кивнул головой.

– Это вполне объяснимо. Скажу больше – ты не представляешь, сколько раз в годы своей юности мне хотелось прикончить своего учителя.

– Ты мне не учитель.

– Ну, как знать…

Старик улыбнулся примирительно, и Агнару даже расхотелось бить его. К тому же старых людей действительно бить зазорно, – это ему доходчиво втолковал тот старик, которого он, еще тринадцатилетним мальчишкой, грубо пытался прогнать от порога дома, и от которого за это получил по ушам. Викингу даже показалось, что он понимает смысл сказанных друидом слов: пусть я не учу тебя друидическим премудростям, но для тебя я стал одним из тех препятствий, которые надо научиться обходить, а значит, стал твоим учителем.

«В этом ты прав, – подумал скандинав, улыбаясь Луитеху в ответ. – Я найду способ вырваться из-под твоей власти и стану свободным. И, конечно, припомню тебе все – в том числе и смерть этого парня»…

Он уже успел забыть, как звали убитого им противника.

А потом вдруг он увидел Маху. Она стояла в стороне, ласково наблюдая за тем, как вокруг него мельтешат мужчины и женщины, и сама подойти к нему не стремилась, но и не уходила. Агнар растолкал тех, кто мешал ему подойти к ней, остановился было на полдороге, ибо ему было стыдно подходить к ней, сначала не приведя себя в порядок, но она поняла его намерение и шагнула к нему, вынимая руки из-за широкого кушака, свободно лежащего на бедрах. В пальцах у нее оказался небольшой сверток.

– Хочешь привести тебя в порядок? – спросила она, кивая на его щеку.

– А ты можешь? – он вспомнил о ране и сообразил, что именно из-за нее не торопился одеть праздничный наряд – рубашку, плащ, украшения, которые сделал для себя сам. Хоть он никогда не вникал в женские труды, но знал, сколько времени и усилий требует изготовление любого праздничного наряда, и поэтому неосознанно следил за тем, чтобы обращаться с ним поаккуратнее, не пачкать кровью.

– Конечно, могу, – ответила она. – Отойдем?

Сейчас она обращалась с ним властно, как мать с сыном – отвела в сторонку, усадила на обрубок бревна и шлепнула по рукам, когда он попытался помешать ей брызгать на рану чем-то бесцветным, остро пахнущим и жгучим.

– Как ты себя ведешь, воин? – спросила она с необидной насмешкой. – Неужели ты боишься боли?

– При чем тут боль, – хмуро возразил он, безропотно терпя постепенно затихающее пощипывание в ране. – Что это такое?

– Это средство, которое убивает гниль – ту, что может завестись в ране и вызвать истечение гноя. Впрочем, тебе-то зачем знать об этом? Разве ты лекарь?

– Я не лекарь, но мне интересно. Наши целители изгоняют гной из раны вином или каленым железом.

– Варвары, – рассмеялась она, ловко сшивая края разошедшейся кожи. Он удивился, потому что не почувствовал, когда она начала шить – от снадобья щека совершенно онемела, и только теперь начала отходить.