Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1 [litres]

А пока, однако, главная забота Танакалиана – как без колдовской защиты пройти канал. По его суждению – пусть и не слишком в этот момент надежному, – это сейчас главное.

Смертный меч подождет.

В любом случае что он может ей сказать?

«Вы обняли нашего брата, Кованый щит?»

«Разумеется, Смертный меч. Его боль – со мной, как и его спасение».

Разум формирует привычки, а привычки формируют тело. Наездник ходит на кривых ногах, мореход широко расставляет ступни даже на твердой земле. Женщины, любящие теребить пряди волос, со временем привыкают сидеть, склонив голову набок. Некоторые люди во время беспокойства скрипят зубами – и за годы челюстные мышцы ослабевают, а коренные зубы стачиваются до корней.

Йедан Дерриг, Дозорный, вглядывался в край воды. Ночное небо, такое знакомое любому, кто привык бодрствовать в этот отрезок времени перед рассветом, вдруг предстало странным, лишенным ясной предсказуемости; челюсть Йедана ходила в непрерывном ритме.

Отражения бледно-зеленых комет плясали на спокойной поверхности залива, как отблески светящихся духов, обычно собирающихся в кильватере кораблей. В небе появились чужаки. Ночь за ночью они приближались, словно по какому-то зову. Появилась мутная луна – хоть какое-то облегчение, но Йедану по-прежнему не нравился странный прилив: все, что было определенным, стало неясным. Было от чего прийти в волнение.

Страдания придут на этот берег, и они не обойдут шайхов. Об этом знали и он, и Сумрак; и он видел растущий страх в слезящихся глазах ведьм и колдунов – видимо, они тоже ощущали приближение чего-то огромного и ужасного. Увы, общий страх не принес стремления к сотрудничеству: политическая борьба осталась и даже усилилась.

Дурачье .

Йедан Дерриг был немногословен. В голове у него хранилась сотня тысяч слов, которые можно составлять в практически бесконечное множество сочетаний, но он вовсе не стремился их произносить. Не видел смысла; и, по его опыту, понимание уменьшалось по мере того как росла сложность – и Йедан полагал, что дело не в недостатке навыков общения, а в усилиях и способностях. Люди живут в болоте чувств, налипающих комьями грязи на каждую мысль, замедляющих ее и лишающих формы. Внутренняя дисциплина, необходимая, чтобы противостоять таким неуклюжим тенденциям, обычно слишком жестока, утомительна и просто тяжела. Отсюда и нежелание прилагать необходимые усилия. А второе, еще более жестокое суждение связано с тем, что в мире куда больше тупых, чем умных. И трудность во врожденном таланте тупых прятать свою тупость. Правда редко проявляется честным недоумением и наивно вскинутыми бровями. Наоборот, она вспыхивает подозрительностью, намеком на недоверие или извращенным молчанием, за которым как будто скрывается напряженная работа мысли, а на деле нет ничего.

У Йедана Деррига не было времени на эти игры. Идиотов он чуял с пятидесяти шагов. Он наблюдал их увертки, выслушивал их бахвальство и только недоумевал: неужели нельзя сообразить, что лучше использовать усилия, потраченные на маскировку собственной тупости, чтобы пользоваться теми мозгами, что достались. Если, конечно, подобное вообще возможно.

Слишком многое в обществе направлено на то, чтобы беречь и даже пестовать мириады дураков, в частности, потому, что дураки составляют большинство. И вдобавок существует множество разнообразных капканов, ловушек и засад, которые должны изолировать и уничтожить умных. Никаким, пусть и самым блестящим аргументом нельзя отразить нож, направленный в живот. Или топор палача. А рев жаждущей крови толпы всегда громче одинокого голоса разума.

А настоящую опасность, понимал Йедан Дерриг, представляет тайный обманщик – тот, кто изображает дурачка, а на деле обладает своеобразным умом, нацеленным на немедленное удовлетворение собственных амбиций; и он блестяще использует и глупых, и умных. Именно такие жаждут власти и, как правило, добиваются ее. Ни один гений по своей воле не захочет заполучить настоящую власть, прекрасно зная о ее смертельных приманках. А дурак не удержится во власти надолго, если только он – не подставная фигура; и тогда его власть – только иллюзия.

Собери кучку таких тайных обманщиков – среднего ума, хитроумной злобы и небывалой алчности – и серьезные неприятности обеспечены. Отдельный пример – шабаш ведьм и колдунов, которые до последнего времени управляли шайхами – насколько можно управлять рассыпанным, разобщенным и подавленным народом.

Двигая челюстями, Йедан Дерриг присел на корточки. Рябь слабых волн, огибая мыски его сапог, булькала в следах, оставшихся в мягком песке. Руки Йедана дрожали, мышцы ныли от усталости. Соленый бриз с моря не мог изгнать из его ноздрей вонь.

За спиной, среди грязных хижин на уступе, раздались голоса. Кто-то шел к берегу неровным шагом, спотыкаясь и пошатываясь.

Йедан Дерриг опустил в воду ладони; холодная вода обтекала их, и все, что было ясным, замутилось темными тучами. Он наблюдал, как ласковые волны уносят муть, и мысленно возносил молитву.

Она остановилась у него за спиной.

– Во имя Пустого трона, Йедан, что ты наделал ?

– А что… – сказал он в ответ на ужасное неверие сестры. – Я убил их всех, кроме двух, моя королева.

Она, обойдя его, прошлепала по воде и остановилась лицом к нему; положила ладонь ему на лоб и нажала, чтобы видеть его лицо, чтобы взглянуть прямо в глаза.

– Но… зачем ? Ты думал, что я не смогу с ними справиться? Что мы не сможем?

Он пожал плечами.

– Они хотели короля. Чтобы он управлял тобой, а они управляли им.

– И поэтому ты убил их? Йедан, большой дом превратился в бойню! И ты действительно считаешь, что сможешь отмыть руки от того, что натворил? Ты только что убил двадцать восемь человек. Шайхов. Это мой народ ! Старики и старухи! Ты вырезал их!

Он нахмурился.

– Моя королева, я Дозорный.

Она смотрела прямо на него, и он ясно видел выражение ее лица. Она считает брата сумасшедшим. Она отшатнулась в ужасе.

– Когда вернутся Пулли и Сквиш, – сказал Йедан, – я убью и их.

– Не убьешь.

Он видел, что разумного разговора с сестрой не получится; не получится сейчас, когда все громче звучат в деревне крики ужаса и горя.

– Моя королева…

– Йедан, – выдохнула она. – Ты не понимаешь, что сотворил со мной? Не понимаешь, какую рану нанес, сделав такое во имя меня… – Она не могла закончить, и Йедан увидел слезы в ее глазах. Но тут же ее взгляд посуровел, и жестким голосом она продолжила: – Теперь у тебя два пути, Йедан Дерриг. Остаться – и тебя предадут морю. Или принять изгнание.