Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 3 [СИ]

— Ты прав, — согласилась Амата. — Пошли.

Они двинулись дальше.

— Да вы обманываете меня, монстры [цензура]! — крикнула им вслед женщина. — Выход они ищут! Нарочно говорите, чтоб я вышла! Нарочно!..

Но Амата, Ибрахим и Руззлау молча свернули к лестнице. Здесь они особо не проверяли — раз тут есть пленница, ловушек в коридоре быть не должно.

— Да я вам не верю!.. — доносились стихающие крики. — Вы все врете!.. Подманили меня!.. а потом сразу: срочно, срочно!.. некогда объяснять!..

Они спустились на сто второй этаж, когда сверху раздался топот. Сжимая свою шоковую дубинку и еще какой-то ранец, за ними бежала женщина.

— Я Канэ, — сердито представилась она. — Я с вами. Но если вы монстры… ну и хер с вами. Лучше уж быстро. Надоело.

— Ты чокнутая, — доверительно сказал ей Ибрахим. — Сигаретку будешь?

— Сига… что?..

— А, неважно, они все равно еще сыроватые, — пощупал заветную пачку Ибрахим.

— Там дальше ловушка будет, — поспешно сказала Канэ, когда они пересекли сто первый этаж и пошли к сотому. — Я отметила плиты, по которым можно ступать.

Отметки и вправду были, пройти оказалось несложно. И вообще неожиданная встреча оказалась благословением — Канэ была из тех нервных людей, которым не сидится на месте. После каждой перетасовки она носилась повсюду, исследовала территорию и страшно злилась, что усилия пропадают даром, что скоро все полностью обновится.

Собственно, она вовсе не спала, когда ее нашли. Она рыдала в подушку. После своей четвертой перетасовки она отчаялась и начала всерьез размышлять о самоубийстве. У Аматы тоже был такой период… как раз месяца два назад.

Потом он сменился каким-то тоскливым унынием. Принятием судьбы.

Так что следующие семь этажей прошли без сучка без задоринки. Увы, ниже девяносто третьего Канэ не спускалась, и в дело снова пошли шарики, ленты и чутье Руззлау.

Комнаты не обыскивали. На это времени не хватало. Амата лишь поглядывала на висящие повсюду часы, следила за стрелкой. Пока шли с опережением — у нее оставалось пять часов сорок три минуты. Если и дальше двигаться в таком темпе…

Сглазила. Едва она начала думать, что все может получиться… как им встретился Толстяк.

Из всех коридорных монстров он самый тихий. Это Визгуна слышно издали, да и Ненасытный шлепает довольно громко. А Толстяк может вообще часами не двигаться. Стоит себе за поворотом, подстерегает. Он не очень быстрый, убежать нетрудно, но если сцапает — уже не выпустит.

Толстяков Амата особенно ненавидела. Один из них убил Геликана. Вот так схватил, прилип — и просто растворил в себе. Впитал, как огромный ком теста.

Амате до сих пор иногда это снилось.

— Придется обходить, — бросил Руззлау. — Быстрее.

Да, это было проще всего. Вернуться на девяносто третий и спуститься по другой лестнице. После того, как закончились разведанные Канэ этажи, стало неважно, по каким именно идти.

Снова Амата подумала, как странно устроена башня. Несколько раз она пыталась понять ее планировку, но уместить в голове не получалось.

Девяносто второй этаж, девяносто первый, девяностый… хорошо, что они спускаются. Это все-таки немного лучше, чем подниматься. Не так устаешь.

— Ты здесь, получается, пять лет?! — с ужасом сказала Канэ Руззлау. — Пять лет?!

Тот ничего не ответил. Просто стрекотнул что-то невнятно.

Восемьдесят девятый этаж, восемьдесят восьмой…

— А ты… они… те, кто с нами это сделал… в общем, они ни с кем из вас… вот с тобой, раз ты уже пять лет… — растерянно бормотала Канэ. — Я просто ждала, что они свяжутся в какой-то момент… что-то объяснят… Может, они денег ждут?

— Я думаю, тем, у кого есть такая башня, деньги не нужны, — мотнула головой Амата.

— Я и говорю, [цензура] богатеи, — проворчал Ибрахим. — Межпланетные. Похищают простых работяг и выпускают в свой крысиный лабиринт. Делают ставки, смотрят.

— А ты кем работал-то, Ибрахим? — спросила Амата.

— Поваром в ресторане, — сказал он. — Если вернемся, я тебе такой кебаб забабахаю!..

Восемьдесят седьмой этаж, восемьдесят шестой, восемьдесят пятый…

— А у тебя были изменения? — спросила Амата у Канэ.

— Одно, — неохотно ответила та. — Еще… в самом начале.

Восемьдесят четвертый этаж, восемьдесят третий…

Они споткнулись на восемьдесят втором. Встретили еще одного пленника — и на этот раз ребенка. Девочку лет десяти.

Она сидела в комнате и горько плакала.

Амата изумленно ахнула. Детей она в башне раньше не встречала. Ей даже подумалось, что это очередной монстр — и Руззлау явно тоже что-то заподозрил.

— Не подходи, — сказал он, подняв клешню.

Времени было еще полно. У Аматы оставалось пять часов двадцать три минуты. Она с мольбой поглядела на Руззлау и одними губами произнесла:

— Пять минут.

— Три, — отрезал измененный, садясь прямо на пол. — Потом уходим.

Девочка смотрела испуганно, как затравленный зверек. Но когда Амата протянула крекер, она тут же его цапнула и принялась с отчаянием грызть.

— Не отнимем, — успокоила ее Амата. — Водички хочешь?

Пила девочка еще жаднее. Когда она слопала второй крекер, Руззлау молча поднялся и зашагал к лестнице. Он использовал эти три минуты, чтобы дать ногам отдых.

— Пошли, — дернула девочку за руку Амата. — Ты одна тут?

Малышка уже не сопротивлялась. Засеменила рядом, искательно глядя Амате в глаза. Есть ей хотелось страшно — она махом проглотила еще три крекера, а потом стала уписывать консервы.

Восемьдесят первый и восьмидесятый этажи оказались безопасными. Руззлау шел впереди и нюхал воздух, а Амата, Ибрахим и Канэ расспрашивали новую знакомую. Облизывая пальцы, та сказала, что зовут ее Эль, она сирота и живет в детском доме… жила. Какое-то время назад там начались странности, дети стали исчезать один за другим… а потом Эль очутилась здесь.

В башне она была такой же новенькой, как и Ибрахим. Провела тут всего неделю, но страху натерпелась в полной мере. Другие комнаты почти не исследовала — только походила по своему этажу и чуть-чуть по соседним. К себе бежала при любом шорохе. Еды и воды нашла совсем чуть-чуть, кушать хотела все время. И ей еще очень повезло, что ни разу не попалась в ловушку.

Но понемногу Эль успокоилась. На семьдесят пятом этаже она доверительно взяла Амату за руку, а на семьдесят третьем принялась щебетать с Ибрахимом и Канэ. А утерев слезы и облизав губы от тушенки, она оказалась миленькой девчушкой — голубоглазой, светловолосой, с точеным носиком. Амата подумала, что из нее вырастет красивая девушка… но потом вспомнила, где они находятся.

На семьдесят первом этаже Руззлау позволил передохнуть пару минут. Все-таки отмахать полсотни лестничных пролетов — не шутка. У Аматы ноги уже гудели, Ибрахим тяжело дышал.