Йон Колфер - Последний дракон [litres]

«Гребаный дракон», – подумал Пшик.

И все же.

И все же была в нем часть – внутренний ребенок, наверное, – которая малость восторгалась работе на мифическое существо.

На гребаного дракона.

Если сохранить трезвый ум и сделать себя незаменимым, как предложил Ваксмен.

«До того, как ты этого Ваксмена похоронил», – напомнил внутренний голосок.

«Да, до того, как он попросил его похоронить».

Если сделать себя незаменимым, тогда дракон, возможно, выручит с Хуком. В конце концов, Хук проворачивал на болотах мутные дельца, а если Верн – не король болота, то Пшик – аллигаторов дед.

«А я никаким аллигаторам не дед».

Сквозь хандру пробился лучик света.

Возможно, Верн выручит.

«Маловероятно, – опять влез внутренний голосок. – Верн ненавидит весь род человеческий».

Пшик такое допускал, но разве матушка не говорила ему так часто, что он может любую пташку очаровать? С купюрами из кошельков туристов определенно срабатывало. Единственным, кто не велся на его чары, был Ридженс, мать его, Хук.

А может, случится, что старина Верн возьмет и к Пшику привыкнет.

Не то чтобы план действий, скорее – надежда или что-то вроде, но Пшик решил уцепиться за это чувство и пережить хотя бы ночь.

Малость перевозбудившись, Пшик совершил пару набегов не на те притоки. А когда наконец добрался до цели, увидел, что Вернова берлога пустует. На столе, прижимая записку, словно пресс-папье, обнаружилась единственная чешуйка.

«Говно на заднем дворе», – значилось в записке, за чем следовал короткий список покупок, включающий в себя водку, последний «Телегид» и овощерезку, которую Верн явно увидел в телемагазине.

И никаких тебе драконов на горизонте.

Пшик забросил чешуйку в рот и подумал:

«Не такая уж увлекательная работа, как надеялся».

И еще:

«Кажется, у Верна и в мыслях нет мне помогать».

Со звонком Джи-хопу Хук таки перестарался. Как Элоди Моро и предсказывала, вызванные змеиным укусом симптомы вернулись, и на практически целую неделю зрение послало его к черту. Док упоминал про какой-то необратимый вред почкам, но тут Ридженсу было плевать. Констебля посадили на диализ, морфин и промышленные антибиотики. Теперь, обнаружив, что думается ему лучше всего под препаратами, Хук уже не так возражал против постельного режима. А еще в жизни наступает момент, когда ты понимаешь, что тупое упрямство просто-напросто ведет в могилу.

В общем, медпомощь так медпомощь. На шестой день к Хуку вернулось зрение, и маска цивилизованности, которую констебль цеплял для широкой общественности, по причине его дремоты вдруг соскользнула.

Хук открыл глаза, глянул на медсестру и выдал:

– Епт, Элоди, ну ты себя и запустила.

На что медсестра ответила:

– А я и не Элоди, мудак. Она в ночную смену.

Ридженс решил, что этой мадаме, должно быть, не знакома его натура, иначе не стала бы огрызаться. Хороший знак: прикрытие не дало трещину. Хук предпочитал, чтобы слава о нем касалась гражданской ответственности, а посему не отчитал медсестру (а очень хотелось), но извинился за грубость, сваливая все на медикаменты в крови.

Медсестра, которую это ничуть не задобрило, бросила на Хука уничтожающий взгляд, каким обычно в сериалах одаривали безработных изменщиков.

Хук дождался, пока она закончит обход маленькой палаты, а потом собрал барахло, натянул штаны – по одной ноге за раз – и убрался оттуда к чертовой матери.

Десять минут и один подписанный отказ спустя он уже был в своем «шеве» и снова в работе.

Потому что на плечах Ридженса Хука вообще-то, помимо тайных попыток воплотить в жизнь мечту о поставках вверх по реке и оттуда в Калифорнию и Нью-Йорк, лежала самая настоящая работа. Он был одним-единственным констеблем на весь Пети-Бато и из шестилетнего срока отслужил два года. Что привлекло Хука на сей пост, так это неопределенный характер требований: кандидат должен иметь высокий моральный облик, а также уметь читать и писать по-английски. Читать и писать Хук умел вполне отлично, а свой моральный облик считал соответствующим амбициям. К счастью, работенка занимала неполный день, так что пока Хук подавал разумные отчеты по расходам и успевал вершить справедливость, раздавая повестки, его по большому счету оставляли в покое. Ни для кого в Луизиане не было секретом, что пост констебля – пережиток прошлого столетия, которым по всему штату возмутительно пользуются предприимчивые лица с неполным рабочим днем, которые довели расходы до сотен тысяч долларов в год. Были времена, когда находчивый диспетчер подмасливал нужные шестеренки и цеплялся за значок констебля два, а то и три десятка лет, но с наступлением эры публичной отчетности народ начал в некоторой мере прозревать и переизбирать любителей тепленького местечка с куда меньшей вероятностью. Так что перед констеблем стоял выбор – честно выполнять работу или за шесть лет нахватать все, что не приколочено.

Хук честно выполнял работу. Служил там, где требовалось служить, и неважно в какие недра болот это его заводило, а причитающееся и затраты на топливо окупались в виде зарплаты. Отрабатывал три каких заблагорассудится дня в неделю и малость подрабатывал поддержанием порядка у мэра и друганов из соседнего отдела. Взамен мэр Шайн позволял Хуку пользоваться кабинетом и секретарем. Формально Хук не должен был взваливать на себя обязанности полицейских, но констебли, как правило, поступали именно так, и жители Пети-Бато радовались, что у них есть кому разнимать пьяные драки или отвозить залетного вора на шконку в Слайделл.

Предыдущим констеблем был местный водитель автобуса, и в барах поговаривали, что старина Деррик даже не представлял, как написать «высокий моральный облик», не то что обладал оным. Так что население было вполне довольно Хуком. Он, спору нет, маленько вселял страх, но с тех пор, как взял за привычку по вечерам обходить городок, случаи хищений резко устремились к минимуму. И Хук не то чтобы сам следовал букве закона; тут он скорее руководствовался принципом «сам живи и другим не мешай». Пьяницы регулярно оказывались не за решеткой, а у собственного порога; курящие траву детишки получали не протокол, а крепкий пинок под зад.

Населению спалось спокойнее, а Ридженс Хук закрепил нужный образ.

Распрощавшись с армией, Хук со всей тщательностью исследовал вопрос, куда б кинуть кости. Его привлекала модель полковника Фараиджи, а именно попасть в правоохранительные органы и наладить торговые связи с другими регионами. Пети-Бато он выбрал потому, что через болота городок имел выход на север. Вдобавок, в даркнете Хук слыхал про некоего Конти: псевдогангстера, который подкупал бойцов на службе – любой службе – и неплохо, надо сказать, платил.