Йон Колфер - Последний дракон [litres]

Разгружая пирогу, Пшик прикинул, о чем спросить Верна сегодня:

«Вы когда-нибудь дрались с Бигфутом?»

«А с Дракулой вы знакомы?»

И главное:

«Что за фишку вы проворачиваете со своим хозяйством, что оно оп и исчезает?»

В ходе дальнейших размышлений Пшик прикинул, что, наверное, начать лучше с вопроса о хозяйстве, потому как во время допросов терпение Верна зачастую быстро иссякало. Или, может, ослабить оборону Бигфутом, а вопрос о хозяйстве сделать в списке вторым.

Остановившись на этом плане действий, Пшик решил нюхнуть грибковую мазь – вдруг снизойдет осознание, что Верн собирался ею умащивать, потому как от людских недугов дракон страдал вряд ли.

«Впрочем, он большой, – подумал мальчик. – И живет в болоте».

Раскрутив крышку наполовину, сквозь затихающие финальные аккорды «Баскет кейс» Пшик вдруг услышал сопение. Он виновато вскинулся, решив, что Верн поймал его на горячем.

Но сопел не Верн. А красноглазый кабан, размером с небольшую коровку. Щетина на спине топорщилась.

– Тш-ш, мальчик, – заговорил Пшик, будто с собакой. – Тише-тише.

К сожалению, по-песьи кабан не говорил. И стартанул, как из пушки.

«Бля, – подумал Пшик. – Пощадил дракон и прикончил кабан. Вот же херня».

Пока на его причале готовилось развернуться кабанье безобразие, Верн лежал в излюбленной подводной люльке. Она представляла из себя естественный гамак из спутанных водорослей и мягкого сланца на илистом берегу. Местечко не только замедляло эрозию, но служило парню, которому хотелось бы поймать последние алые лучи луизианского солнца, тепловой ловушкой, а крошечная сосулька из соленой воды, непонятно как дотянувшаяся так далеко, одновременно охлаждала, так что Верн совсем не спешил оттуда вылезать, хоть мальчишка уже торчал на причале. Дракон его видел, потому как подсунул в верхнюю часть своей люльки подушку из черепашьего панциря, который удобно ложился под голову. Так что, когда надо было вдохнуть, Верн мог открыть ноздри и выглянуть.

«А вот и Пшик, – подумал он, высасывая из ракушки моллюска. – Интересно, мазь он достал?»

Покончив с моллюском, он похрустел и раковиной, что несло в себе двойную пользу – поскрести зубы и укрепить десны, эдакий аналог похода к стоматологу-гигиенисту.

«Еще десять минуток, – решил Верн, – потом поднимусь и просвещу мальца о джазе».

Десять минуток – как раз на еще один вздох.

Верн открыл ноздри и вздохнул. К воздуху примешался запах – знакомый, малость резче обычного.

«Кабан», – понял Верн.

Но не просто какой-то кабан. Конкретно этот парень был местным свинолордом и, если б не Верн, властвовал бы совсем безраздельно. Кабан пару раз совал сопящий пятак через границу Верна, и дракон отправил его в пешее эротическое прицельным огненным плевком в крестец, порядком подсмолив шкуру.

Так играть с кабаном было глупо, честно говоря, потому как диким зверям, как правило, учиться на ошибках несвойственно. Черт, даже аллигаторы никак не могли усвоить, что надо держаться от его прогалинки подальше, а ведь шпынял он их годами, даже десятилетиями.

«Ишь, пристает к моему пацану. Надо было эту тушу зажарить».

Верн читал телодвижения кабана даже издали. Здоровяк свин трясся так, будто его в розетку воткнуло.

«Если голова опустится, – подумал Верн, – то надежда уже померла».

Голова опустилась.

«Мать твою», – подумал Верн и сорвался с места.

Верн сумел раз взмахнуть крыльями под водой – тот еще сучий маневр, спасибо сопротивлению, – и этого хватило, чтобы вытолкнуть его на поверхность, всего во влажных струях, стекающих по ложбинам в пластинах, которые ради этой цели и сформировала эволюция. Уже в воздухе дракон отклячил зад, отчего голова вскинулась вверх. И из такого положения, где-то с пятидесяти ярдов, он сощурился, харкнул и плюнул единственным сгустком пламени, отразившимся в реке и пролетевшим от дракона до кабана за доли секунды. Огненный шар поймал последнего уже в прыжке и пригвоздил к стволу черного дуба, где бедная животина, обосравшись, увизжалась, как и положено свинье, пока пламя не пропалило ее до самого сердца и не заткнуло навсегда.

«Ух, чтоб мне фаберже как у Синего Бена, – подумал Верн; в былые времена это была расхожая фразочка. – Жаль, что Пшик стоял спиной».

«Потому как приемчик, мать его, смотрелся явно охренительно».

Хук определенно не стал бы спорить, что зрелище вышло охренительным в прямом значении слова – не как отменная пицца или заснятый для Ютуба флип на скейте, а как граничащее с невозможным.

Разведав местность, Хук решил устроиться на подковообразном болотистом участке, который, весьма вероятно, через пять лет станет сперва островком, а через двадцать – полноценным островом. На центральном клоке типично ютилось тесное скопление вековых деревьев, теснивших друг друга корнями, а всякий свободный дюйм грязи заселил бамбук. Хук сумел пробраться к этому берегу и втиснуть скиф между парой стволов под покрывало из мха так, что он стал неопытному глазу невидим, а опытному – почти невидим.

Хук оглядел свои труды и остался доволен.

– Эй, папаш, – обратился он к небесам, – и сотворил я дельце, и увидел, что оно, черт дери, хорошо.

Что вызвало у него улыбку.

Затем констебль малость занялся ручной работой – вырубил себе славную нычку в, наверное, восьми футах над землей, где переплетались, словно любовники, два кипариса. Хуку нравилась такая работенка, помогала на время выбросить мысли из головы. Когда с размаху бьешь полевым топориком по твердой древесине, ни для чего другого не остается места – если, конечно, не хочешь пожертвовать пальцем-другим.

Времени ушло больше обычного: Хуку приходилось приостанавливать бурную деятельность всякий раз, как из-за излучины показывалось судно.

Посудины для ловли креветок. Экскурсионные кораблики. Легкие скифы. Пироги. Хук и не подозревал, что движение на реке настолько оживленное. Но в перерывах он, по крайней мере, успевал перехватить достаточно воды, а в его возрасте это важно.

«Черт, Ридженс, – думал он, – еще немного и все, полтос подкрался незаметно. Кто б мог подумать, что ты протянешь так долго?»

Никто – и уж тем более не сам Ридженс.

«Епт, а ведь костлявая держала меня на мушке с дюжину раз».

Так или иначе, закончив обустраивать засаду по своему вкусу, Хук забрался наверх и устроился поудобнее с камуфляжной сеткой на голове и плечах.

«Лады, Ридженс, – подумал он, – теперь только ждать».

Чем он, собственно, и занялся, глядя в прицел старенькой винтовки Браунинга, с некоторым удовлетворением наблюдая, как на воде в своем дрянном каноэ показался Пшик, выписывавший дебильные маневры, чтобы не зацепить деревья. Света еще хватало, переключаться на «старлайт» Хук не стал.