Эдмонд Гамильтон - Янки в Вальхалле

— Черт побери, никогда больше не стану утверждать, что чую погоду, — выругался я.

А потом, резко положив машину на крыло, я полетел на юг, борясь со стихией. Но чем выше я поднимался, тем ближе надвигалась на меня черная, клубящаяся стена бури. Наконец я понял, что попал.

— Похоже, мне осталось жить минуты две, — пробормотал я себе под нос. — Единственный плюс в том, что это будет быстрая смерть…

Я проскочил снежное облако, а потом буря обрушилась на мой самолет. Оглушенный и ослепленный, я качнул нос машины, позволив ветру развернуть ракетоплан на север. Бороться со стихией не было никакой возможности. Я мог только лететь впереди бури, в надежде, что она со временем ослабнет. Небо потемнело, за стеклом кабины свирепствовал ветер. Он завывал, швырялся снегом. Сжав штурвал, я боролся с ним, словно с живым зверем, стараясь удержать ракетоплан в воздухе. А потом мне стало казаться, что рунный ключ у меня на груди начал пульсировать, словно желая предупредить меня. Голос, звучащий у меня в голове, стал нетерпеливым, ликующим. У меня почему-то возникло странное ощущение, что буря несет меня к определенной цели. А ведь она началась внезапно, стоило только моему самолету подняться в небо. А теперь он двигался в четко определенном направлении. Опасность смерти отодвинулась на второй план перед угрозой того, что стихия намеренно уносит меня куда-то. Рунный ключ пульсировал, и чужой голос, переполненный диким торжеством, звучал в голове, полностью деморализуя меня. После шести часов непрекращающейся борьбы с бурей я получил еще одно потрясение. Прямо впереди, через покрытое ледяными узорами стекло кабины я увидел приближающуюся смерть. Раньше я не видел ничего подобного.

— Этого быть не может! — задохнулся я. — Огромное слепое пятно…

Казалось, мой взгляд не мог проникнуть в этот обширный район. Я видел льды, лежащие позади него, льды, раскинувшиеся на многие мили. Я видел лед по бокам этого пятна. Но то, что лежало впереди, я никак рассмотреть не мог.

— Какой-то рефракционный эффект, возможно, возникший благодаря тому, что здесь, у полюса, особенно сильны магнитные потоки, — пробормотал я. — Может, это как-то связано с загадочным эффектом северного сияния.

Но ученые рассуждения ничуть не успокоили меня. Буря несла меня на своих крылах, и несла прямо в это слепое пятно. Когда я уже был на краю этой странной области, мне показалось, что мое поле зрения разом расширилось. Если это и было какое-то явление, то явно совершенно неизвестное науке.

Мой ракетоплан с невероятной скоростью приближался к этому пятну, и я по-прежнему ничего впереди не видел. Казалось, впереди есть что-то, что-то выпавшее из фокуса, искривленное сверхъестественной невидимой стеной.

Налетев с новой силой, буря швырнула мой ракетоплан в эту фантастическую стену, которую мне никак не удавалось рассмотреть — и я очутился внутри этого слепого пятна! Только теперь я смог как следует оглядеться.

— Это… Это невозможно! — задохнулся я от ужаса. Вокруг меня до самого горизонта вздымал волны бескрайний океан. Черные волны, черные облака… Неожиданно я вновь задохнулся от удивления. Далеко впереди неясно проступал длинный высокий массив черной, отталкивающей земли.

Буря завывала с прежней яростью, неся меня опасно низко над волнами, вздымавшимися пенными когтями, к далекой земле. Сквозь снежные вихри я разглядел слабое зеленоватое свечение. Но появление новой реальной опасности заставило меня взять себя в руки. Я не мог приземлиться в бушующем море. Иначе я никогда бы снова не взлетел.

А земля была в миле впереди — замороженные утесы поднимались прямо по моему курсу. Между ними пролегли серые пропасти в сотни футов глубиной. А дальше за утесами чернели леса. Поросшие деревьями холмы простирались до самого горизонта, насколько хватало глаз.

Там приземлиться было невозможно. А потом я разглядел узкую полосу пляжа с разбросанными тут и там огромными валуннами. Только полная безнадежность заставила меня повернуть к этому пляжу.

Пулей пролетел я над бурлящим белым адом прибрежных камней. Шасси ракетоплана коснулись песка. Перед тем как я смог затормозить, пустив вперед реактивные струи, боковое окно разлетелось, задев камень. Но когда мой самолет остановился, оказалось, что это — единственное повреждение.

Я выключил ракетные моторы и, пошатываясь, вылез из кабины. Мои колени дрожали — реакция на длительное напряжение. Но земля и море, которые я обнаружил внутри слепого пятна, заставили меня забыть об усталости.

Снаружи кабины оказалось холодно. Но это был холод обычной северной весны, а не ледяной полярный холод. Небо затянули тяжелые тучи, словно тут только собиралась буря. Бушуя, грохотал прибой и завывал ветер. Странным казалось зеленоватое свечение воздуха. Это сверхъестественное сияние было едва различимо, но, казалось, исходило от земли. Странное явление.

— Быть может это какой-то новый вид радиации, — предположил я. — Прибавим эту загадку к загадке слепого пятна. Хотел бы я, чтобы у меня с собой были инструменты. Надеюсь, это излучение не оказывает никакого вредного воздействия на человека. Чем бы еще себя подбодрить?

Постепенно я начал осознавать, что произошло. В полярных водах я обнаружил землю, неизвестную нашей цивилизации. К тому же, тут было достаточно тепло. Это если не считать странного явления рефракции, которое не поддавалось никакому объяснению. Ни один настоящий ученый не пропустил бы это пятно. Мне нужно было всего лишь дождаться, пока стихнет шторм, а потом вылететь из этого слепого пятна и вернуться на корабль. А потом сюда прибудет настоящая экспедиция. Но, как и любой человек, я радовался тому, что первым ступил на неведомую землю.

Я спрятал самолет между двумя огромными валунами. Потом переоделся, сменил костюм для полетов на обычный арктический комбинезон. Набрав полные карманы пищевых таблеток и закинув за спину связку одеял, я попытался взобраться на зазубренные, опасные утесы. Дыша как рыба, выброшенная из воды, я добрался до края самых высоких утесов. Холодный морской ветер бил меня, а его вой заглушал грохот прибоя. Лишь иногда я слышал громкие крики чаек, паривших надо мной.

Справа от меня был край утесов, слева — вересковые заросли, которые переходили в густой еловый лес, клонящийся на ветру. За деревьями поднимались поросшие лесом холмы. К югу расстилалась лесистая страна. А к северу пейзаж был мрачным, грубым, неприветливым. Однако я оказался один среди ревущего ветра и утесов, грохочущего прибоя и стонущих деревьев.

Потом я посмотрел в сторону берега. За спиной у меня был пляж, а слева и справа утесы поднимались прямо из воды аж на тысячу футов. Чуть в стороне от той земли, где я очутился, находился остров. Его утесы поднимались отвесно на сотни футов, исчезая в зеленоватом море. Он был отделен от основной земли узкой расселиной, а внизу вздымал свои волны океан.