Михаил Трофимов - Змеиный князь

Ко мне летящим в темноте ночной,

Еще не знал, что снова откликаюсь

На зов любви – он сам собой возник

Из света звезд, из шепота луны

И пенья птиц, встречающих рассвет.

Любовь пришла ко мне из ниоткуда

И обрела в тебе и плоть и кровь.

Но стоило приблизиться к мечте,

Как тут же обожжен был светом

Ста тысяч солнц, сияющих из глаз.

Застыл твоею страстью ослепленный,

И близость смерти осознал внезапно

Неотвратимой, как сама судьба.

И будто в мрак могильный окунулся.

Мне холодно с тех пор и не могу согреться…

У Мала не осталось сомнений, что Асгур служит своему собственному тщеславию. Он жаждет славы и поклонения, и разубеждать его бесполезно.

Всадники достигли леса высохших деревьев. За ним возвышались величественные горы. Хуфтор пояснил:

– Эти горы – последний из местных миражей. С заходом солнца они исчезнут. Мы находимся у границы владений Лесного воина. Завтра, когда нам придется идти через лес, мы окажемся в его власти. Помните, в обители Лесного воина следует помалкивать!

Путники в тишине приготовили ужин, молча поели и легли спать.

Посреди ночи Мал почувствовал нежное прикосновение к губам, как будто его кто-то поцеловал, и проснулся. Он вышел из шатра и сменил на посту Дана. Стрелок послушно снял кольчугу и отправился спать, а Мал стал прогуливаться вокруг шатра взад-вперед. Он не заметил неподвижно лежащую на песке змею, наступил на нее и тут же почувствовал сильную боль от укуса. Мал вспомнил предупреждение Хуфтора о том, что каждый шаг в ночной пустыне таит смертельную опасность, и в очередной раз был вынужден признать его правоту.

За лесом всадники увидели людей в платьях из грубой шерсти верхом на лошадях. Они с гиканьем неслись навстречу, на скаку обнажая кривые сабли.

– К оружию! – призвал Хуфтор и первым выхватил саблю и дротик.

Мал вынул из ножен клинок и надел на левую руку щит с трехлепестковым тюльпаном. Верн достал два коротких меча. Гор и Дан приготовили к бою луки. Морквард вооружился секирой. Асгур, как и все, обнажил саблю и стал подбадривать себя, читая вполголоса воинственную поэзию. Как только те подъехали на расстояние выстрела, Дан и Гор выпустили каждый по стреле. Дан попал точно в цель, и всадник, сраженный стрелой, повалился на песок. Два следующих выстрела из лука лишили жизни одновременно двух человек. В третий раз лучники выбрали жертвой одного и того же разбойника, и в него вонзились две стрелы.

– Гор успел кое-чему научиться, – подумал Мал.

Он первым подскочил к разбойнику, орущему громче всех, и одним ударом проломил ему череп. Верн направил лошадь между двумя конниками и с присущей ему ловкостью на всем скаку подрезал сразу обоих. Одному из нападающих сначала попал в ногу дротик, брошенный Хуфтором, а затем пришелся в голову смертельный удар Моркварда. Монгол сделал еще одно резкое движение секирой в сторону очередной жертвы. Разбойник попытался отразить страшный удар, но его меч не выдержал и сломался у основания. Дан и Гор с помощью кинжалов легко расправились с сумевшим доскакать до них наездником. Оставшиеся в живых разбойники, пораженные скорой расправой, развернули коней и помчались прочь. Мал посмотрел на Асгура: певец не тронулся с места. Ни на кого не глядя, он продолжал крепко сжимать саблю и беззвучно шевелить губами. Верн прижимал рукой кольчугу на животе – сквозь его пальцы сочилась кровь.

– Старые раны, – объяснил он обеспокоенному Малу.

Хуфтор склонился над трупом вожака и вытащил из его одежды кошель с позвякивающими монетами. Мал оценил предусмотрительность проводника. Денег у них не было: всё забрали стражники дамиеттской темницы.

– Это шакалы пустыни, – объяснил Хуфтор. – Мы показались им легкой добычей. Они хотели поживиться, но как дикие гуси попались в ловушку.

В этот самый момент вдали показался отряд из трех десятков всадников.

– Отступаем в лес! – тут же скомандовал Хуфтор и схватил за поводья ближайшую лошадь без седока.

Разбойники подъехали к высохшим деревьям и развернулись назад. Хуфтор достал лист пергамента, палочку, чернила и написал:

– Они боятся Лесного воина.

– Знаешь ли ты другой выезд из леса? – написал Мал.

Хуфтор только кивнул ему в ответ.

В лесу они встретились с призраком, с тем самым, которого Хуфтор называл Лесным воином. Мал узнал в нем то самое существо, что преследовало их в лесу умирающих животных и на пути к Сиру. Именно в его бездонном чреве исчезла жизнь когда-то цветущего, а ныне безжизненного леса. Это был тот самый Пустынный дух, одно упоминание о котором заставляло Асгура содрогаться от ужаса.

Сейчас певец больше всего боялся случайно обмолвиться. Об опасности он забыл лишь во время стоянки. Асгур почувствовал, что сосуд, хранящий выпитую им жидкость внутри тела, переполнен и готов лопнуть. Желая опустошить его, Асгур попытался скрыться за стволами деревьев. Шаг за шагом он удалялся от места стоянки, чувствуя себя беззащитным для посторонних взглядов. Когда терпеть сил больше не было, Асгур остановился, поднял край халата, запрокинул голову, чтобы, ни на кого не глядя, пролить влагу на землю сухого леса. Он набрал воздуха, но выдохнуть не смог, потому что кто-то зажал ему рукой рот и нос. Его перехватили за пояс и за ноги, оторвали от земли и потащили. Через некоторое время похитители остановились и встряхнули мокрого и почти задохнувшегося Асгура. Один из них связал ему руки веревкой, другой конец, привязав к лошадиному седлу. Второй, досадуя на то, что певец обмочил своей водой его шкуру, с помощью ножа отхватил Асгуру орган, выступающий в нижней части тела, из которого эта самая вода и вытекла. От боли Асгур пришел в себя, и, забыв об опасности потревожить призрака, взял самую высокую и пронзительную ноту. И когда Мал понял, что Асгур похищен, его окровавленное, но еще не покинутое душой тело, волочившееся вслед за лошадью, было слишком далеко. Принц вскочил на Ориона и бросился вслед затухающим стонам Асгура. Он мчался вперед, но вместо того, чтобы достигнуть конца леса, Мал вернулся на то же место, где остались стоять Дан и Гор. Мал сделал еще одну попытку вырваться и спасти несчастного певца. Путь снова замкнулся на том месте, откуда начался. Мал оглядел пилигримов: грязные, в изодранной и запачканной кровью одежде они почти не отличались от «шакалов пустыни». Глаза Гора были полны слез. Иногда маленькие капли срывались вниз и прочерчивали тонкие полосы на запыленных щеках. Хуфтор прервал молчание:

− На этом свете нет ничего, что заслуживало бы нашего страха. Как только мы себе позволим бояться всего, что нам кажется неизвестным или необъяснимым, то рано или поздно мы сойдем с ума. Если с утра ты уверен в том, что доживешь до вечера, это лишь означает, что ты также наивен, как и все остальные. Когда на твоих глазах погибают люди, не отворачивай взгляда, так он приобретет жесткость, но сердце твое никогда не ожесточится. Верь в справедливость высшего суда: Аллах рассудит, кому жить, а кому умереть. Об этом помнят бедуины. Они отказываются защищать тело доспехами. Они презирают лук и стрелы. В их распоряжении только копья и мечи. И нет воинов отважнее тех, день смерти которых определен божественною волей.