Любовь Черникова - Мой Темный-претемный властелин

– Данте! – шепнула я, стиснув кулаки и желая всеми силами помочь.

От этого желания перехватило горло. В тот же миг Ренгар сорвался с места точно арбалетный болт. С его пути едва успели убраться волки и лошади. Он стремительно преодолевал пространство, его хвост и грива внезапно вспыхнули пламенем.

Рядом бок о бок скакал его двойник. Оба одновременно взвились на дыбы и разом ударили передними ногами в ворота, сорвав их с петель и выворотив часть стены.

Горло тут же отпустило, одновременно воздух в легких закончился, они горели словно после быстрого бега. Ноги задрожали и внезапно перестали держать. Из меня точно стержень вынули, и я плюхнулась на колени.

Следом за ренгаром спешили из огненной ловушки освобожденные пленники. Заметались по двору лошади, Данте и волки, не останавливаясь, бросились в сторону дворца.

Я тоскливо проводила их взглядом. Надежда сбежать во мне еще теплилась, но Данте теперь мне не помощник. Ладно. Пока царит суматоха, это все же возможно. Надо только собраться и встать. Поймать другую лошадь…

Только подняться сил не было. Наоборот. Вдобавок ко всему зашумело в ушах, нестерпимо потянуло в сон, и я завалилась набок.

– Как. Ты. Посмела. Выжить?!

Каждое слово сопровождает удар. Я корчусь на холодном каменном полу, пытаясь хоть как-то прикрыть живот и голову. И все же острый нос сапога приходится вскользь, разбив мне губу. Повезло. Не уверена, что сумею отрастить новые зубы. Резкая боль от очередного удара в ребро, выбивает из легких воздух.

– Не… Не надо, пожалуйста, тетя…

Кажется, что сегодня я здесь и умру… Может, пускай? Все лучше, чем жить и ждать, когда Танелия снова вцепится мне в волосы и приволочет сюда – в зловонное, кишащее пауками, подземелье.

– Хватит! Прекратите, пожалуйста!

Прошу, не надеясь, что буду услышана, и пропускаю момент, когда все вдруг кончается. Осознаю это только когда с металлическим лязгом закрывается дверь. Воцарившаяся темнота неожиданно пугает. Надеюсь, тут и правда мрак. Хуже если я ослепла от побоев. Но, чтобы это проверить, нужен свет, а королева не потрудилась оставить мне свечной огарок.

Пробую подняться. Руки трясутся, пытаюсь сесть, но безуспешно. Тогда, скуля от боли, отползаю к стене. Получается не сразу. То и дело ложусь и отдыхаю, прижимаясь к грязному, жидко устланному прелой соломой полу опухшей щекой. Тетка наказывала меня и раньше. С тех пор как погиб отец не гнушалась применять и розги, но никогда еще не била вот так. Сегодня она лютовала точно тварь из-за Черты, и спасла меня только моя необычайная живучесть.

Цепляясь за неровную кладку ногтями, кое-как села и оперлась спиной на стену, но тут же поняла, идея плохая. Внутри все болит, кожа горит огнем, а кое-где я и вовсе ничего не чувствую, и это пугает больше всего. Голова гудит, точно праздничный колокол на храмовой башне. Во рту пересохло от жажды, но я даже не пытаюсь искать воду. Собачья плошка, в которую мне налили утром разлилась в самом начале экзекуции. Уверена, до утра мне новой не дадут.

Со стоном сползаю снова на пол и неловко сворачиваюсь калачиком, моля Пресветлого Аэра послать смерть сейчас, пока никто не видит. По крайней мере, этим я точно досажу тетке. Лежу долго, но сон не идет. В конце концов перестаю понимать, как давно я здесь. В последний месяц я так часто провожу время в казематах, что лапки пауков, пробегающих по коже, уже не вызывают никаких чувств, кроме равнодушия. Совсем недавно я даже подумывала попробовать их съесть. Читала, что в далекой Айчории не чураются подать на стол жареную саранчу или паукана. В наших подземельях они, кстати, знатные, лохматые, с толстым сочным брюшком. Наверняка даже сырые не так уж плохи на вкус…

Сон, на удивление реалистичный, оборвался внезапно. Я будто снова пережила те самые ужасные мгновения, и никак не могла поверить, что все позади. Морщась, села и принялась осматриваться. Итак, я снова в подземелье. В той самой камере, где мы с Анаретт клялись на крови помочь друг другу, только теперь все иначе. На крюке висит фонарь, а на полу кувшин с водой.

– Похоже, чистая, – констатировала я, обращаясь к большому лохматому пауку с полосатыми лапами, который замер посреди камеры, уставившись на меня четырьмя парами глаз.

Паук ожидаемо промолчал, но стоило мне пошевелиться, поспешил убраться подальше.

Голова нещадно болела, и сильно мутило. Не раздумывая, я приложилась кувшину. Принялась жадно глотать прохладную свежую воду, не обращая внимания на струйки, стекающие на грудь. Зато с каждым глотком головная боль отступала, а тело наполнялось бодростью.

Вода.

Тетушка знает, что мне нужна вода, чтобы хорошо себя чувствовать и исцеляться. Еще ребенком я обнаружила в себе этот дар, когда сбитые коленки затягивались, стоило только напиться как следует. С тех пор излюбленным наказанием для меня была жажда, особенно после трепки. Тетка вцеплялась мне в волосы за малейшую провинность, колотила и оставляли так до утра, чтобы я в полной мере прониклась ощущениями, и только потом дозволяла напиться и вылечиться. Она делал все сама, не поручая такое приятное занятие палачам или слугам.

Так было не всегда, да и началось не сразу, но чем старше я становилась, тем сильнее разгоралась ее ненависть, и тем больше находилось поводов наказать меня. А все дело в том, что меня угораздило родиться на минуту раньше своей единокровной сестры. Это мой самый большой проступок по мнению тетки.

Двадцать лет назад все было по-другому. Королевство Миртен процветало, люди славили короля, а молодая королева Танелия ждала первенца. Она была счастлива, ведь ее ребенок обретет великую силу, а с ней и истинную власть. Но судьба жестоко подшутила над ней. В ту же роковую ночь начались преждевременные роды у ее сестры Анрелии. Роды были тяжелые, и мама умерла, но все же мой крик раздался мгновением раньше, чем родилась Анаретт. А затем все покатилось в преисподнюю, но это Танелия осознала лишь сутки спустя.

Королева испытала такой удар, от которого так и не смогла оправиться. Дар Аэра перешел не к ее новорожденной дочери, а к ненавистной племяннице. И это значило одно – муж изменял ей с ее же младшей сестрой. Решившись на побег накануне собственного двадцать первого дня рождения, я сломала все ее планы и добавила дров на костер ее ненависти.

Это был лучший день в моей жизни – двадцать первый день рождения. Я отметила его зеленым яблоком, что сорвала с ветки придорожной яблони. Напилась хрустальной воды из ручья, мгновенно избавившись от усталости и боли в мышцах и стертых пятках. Именно благодаря этой своей особенности, я сумела уйти так далеко пешком. Все шло неплохо, но, к сожалению, я не умела обходиться совсем без сна и отдыха.